Некоторые исследователи и этот документ, и действия маршала Жукова комментируют как попытку заретушировать «трофейное дело», в котором, мол, он выглядел весьма и весьма неприглядно.

Но не станем возвращаться к «трофеям» и трясти меха и гобелены в надежде, что оттуда что-нибудь выпадет. Ту роскошь давно уже съела моль…

Домой, к семьям, возвращались боевые генералы, лагерники, которых судьба переквалифицировала в бригадиров, заведующих клубами, истопников, тачечников и лесорубов. Возвращались целые семьи.

Генерал Крюков вернулся домой очень больным человеком. Вначале крепился изо всех сил, не подавал виду.

Тридцать первого июля 1953 года Особое совещание при МВД СССР пересмотрело дело Руслановой:

В Москву Русланова вернулась в августе 1953 года.

Домой её вёз грузовик. По Владимирскому тракту. Зачем-то заехала в Костерёво — железнодорожный посёлок, где во время войны стояли крупные танковые и механизированные воинские части. Здесь они формировались в бригады и дивизии и отправлялись по железной дороге на фронт. Сюда Русланова не раз приезжала с концертами.

Есть легенда о том, что великая певица в столицу въезжала шумно, с триумфом, по пути из Владимира давая концерты. Мои поиски эту легенду не подтвердили.

В Костерёве она переночевала. Но — никакого публичного выступления. Тем более концерта. Тюрьма — не место для репетиций и подготовки к концертам. Да и с голосом у неё была серьёзная проблема, она его частично потеряла. Холодный тюремный карцер, нервное перенапряжение, нечеловеческие условия перенаселённой камеры сделали своё дело. Выглядела тоже неважно. Сильно постарела. Осунулась. Похудела. Поседела.

В Москву она приехала с двумя документами — справкой об освобождении и справкой о реабилитации. Стала думать, кто бы мог её приютить. Хотя бы на первых порах. Квартиру конфисковали, все личные вещи тоже. Поехала на Ордынку, к Ардовым.

Писатель и священнослужитель Михаил Ардов в своих мемуарах рассказывает: «Тем летом произошло событие, которое предвещало наступление хрущёвской „оттепели“. В нашей квартире на Ордынке раздался звонок, мама открыла дверь и увидела перед собою высокую женщину, в тёмном платье, в платочке и с узелком в руках… Вглядевшись, мама ахнула — это была исхудавшая и измученная тюрьмой Лидия Русланова.

Эта замечательная певица была дружна с моими родителями, а потому, освободившись из заключения, она пришла именно на Ордынку. (Собственная её квартира в Лаврушинском переулке, разумеется, была занята, туда вселился какой-то важный чин с Лубянки.)

Сама Лидия Андреевна впоследствии рассказывала, что Ардов, верный своему весёлому нраву, едва поздоровавшись с нею, произнёс:

— Лидка, я тебе сейчас новый анекдот расскажу…

А дня через два-три после этого события на Ордынке появился и муж Руслановой — генерал Владимир Викторович Крюков. Тут надобно заметить, что до настоящей, массовой реабилитации было ещё далеко. Но Крюков и Русланова пострадали из-за своей близости к Жукову, и маршал добился их освобождения сразу же, как только Берия был низвергнут».

Здесь необходимо заметить, что в возвращении Жукова в Москву большую роль сыграл именно Лаврентий Берия. Схватка за трон началась чуть позже, и она развела двух союзников — Хрущёва и Берию, сделала их заклятыми врагами. Один из них должен был пасть.

О Викторе Ефимовиче Ардове[92] в писательских кругах в своё время ходили самые противоречивые слухи. Впрочем, кажется, Надежда Яковлевна Мандельштам всё расставила на свои места. В начале 1990-х вышли её воспоминания. В них есть страницы, посвящённые Ардову: «Сегодня чем старше человек, тем прочнее в него въелись „родимые пятна“ прошлой эпохи. Седобородый хохмач Ардов, у которого в начале революции расстреляли отца, написал судьям, разбирающим гражданский иск Льва Гумилёва, длинное послание, в котором сообщил про судьбу его отца, Николая Степановича, и о том, что сам Лёва много лет провёл в лагерях: по политической статье… Я не сомневаюсь, что Ардову пришлось столько раз отказываться от собственного отца, что предательство Гумилёвых, отца и сына, ничтожная веха в его славном пути…»

Комментировать слова Надежды Яковлевны Мандельштам, видимо, нет необходимости.

Читатель же вправе вздохнуть и даже воскликнуть: «Многие в те годы друг на друга писали!..»

Всё же необходимо уточнить: Русланова, оказавшись по приезде в Москву бездомной, решила остановиться не у Ардова, а у его жены и своей давней подруги Нины Антоновны Ольшевской.

Ольшевская переживала свою трагедию: во Владимире были арестованы её родители. Отец Антон Александрович был убит во время допросов. Мать Нину Васильевну, только что вернувшуюся из лагеря, больную, она выхаживала как могла.

Здесь, у Ольшевской, Русланова познакомилась с Анной Андреевной Ахматовой. Ахматова тоже жила у Ольшевской. О чём они разговаривали, какие беседы вели, свидетельств не сохранилось. То время научило людей не оставлять копий своих откровений. Сын Ахматовой Лев Николаевич Гумилёв отбывал второй срок в лагерях. Летом 1953 года из Камышлага он был переведён в Омск на строительство нефтеперерабатывающего комбината.