Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Про себя Эльса подумала, что это имя больше бы подошло его немезису, но, кажется, Бритт-Мари не читает серьезной литературы на регулярной основе, и Эльса не хотела все усложнять. Бритт-Мари кивнула. И процитировала по памяти: «Нам хочется, чтобы нас любили или хотя бы почитали, хотя бы боялись, хотя бы поносили и презирали. Нам хочется внушать людям хоть какое-нибудь чувство. Душа содрогается от пустоты и жаждет общения любою ценою»[5].
Эльса не до конца поняла, но кивнула. В знак согласия.
– А вам чего хочется?
Бритт-Мари потянулась к коленям, но не стала ничего смахивать.
– Видишь ли, Эльса, быть взрослым непросто, – уклончиво сказала она.
– Ну, знаете ли, ребенком быть тоже не так уж и просто, – упрямо ответила Эльса.
Бритт-Мари слегка дотронулась до белой полоски от кольца.
– Ранним утром я любила стоять на балконе. Я рано вставала. До того, как проснется Кент. Твоя бабушка это знала и однажды налепила снеговиков. Поэтому я разозлилась. Она знала мою тайну и воспользовалась этим, чтобы сделать из меня посмешище.
– Какую тайну? – спросила Эльса.
Бритт-Мари крепко сцепила руки.
– Я была не похожа на твою бабушку. Никуда не ездила. Всегда сидела на одном месте. Но иногда ранним утром мне нравилось стоять на балконе, когда дует ветер. Я знаю, что это глупо, все считают, что это глупо, ничего удивительного.
Она поджала губы.
– Но мне нравилось чувствовать ветер в волосах. А что такого?
Эльса подумала, что Бритт-Мари все-таки не совсем засранка. Даже скорее совсем не.
– Вы так и не ответили на вопрос, чего бы хотели вы, – сказала она, продолжая наматывать шарф.
Пальцы Бритт-Мари неуверенно шарили по юбке, словно человек, который идет через весь танцпол, решившись наконец пригласить на танец того, кто нравится. Она тихо сказала:
– Я хочу, чтобы кто-нибудь вспомнил о том, что я есть. О том, что я здесь была.
К сожалению, последней фразы Эльса не слышала, потому что в дверях появился ветеринар. Взгляд у него был такой, что у Эльсы зашумело в ушах. Не успел он и рот раскрыть, как Эльса проскочила мимо него и бросилась дальше. За спиной у нее раздался крик, но она продолжала бежать по коридору, распахивая все двери, одну за другой. По дороге ее схватила медсестра, но Эльса вырвалась и помчалась дальше. Она проверяла все двери, пока не услышала вой ворса. Он будто знал, что Эльса спешит к нему, и звал ее. Она нашла нужную комнату. Ворс лежал на холодной кушетке, живот был затянут в бандаж. Все перепачкано кровью. Зарывшись лицом глубоко-глубоко в его шерсть, Эльса шепотом повторяла снова и снова: «Не умирай!»
Бритт-Мари осталась в комнате ожидания. Совсем одна. Даже какаду унесли. Если бы она сейчас встала и ушла, никто бы этого не заметил. Кажется, именно об этом она сейчас и подумала. Бритт-Мари смахнула со стола что-то невидимое, поправила складку на юбке, встала и ушла.
Ворс закрыл глаза. Морда у него была такая, будто он улыбался. Слышал ли он Эльсу в этот момент? Чувствовал ли, как огромные слезы капают на его шерсть? Тяжело отпустить того, кого любишь. Особенно если тебе почти восемь и приходится привыкать, что все, кого ты любишь, рано или поздно уходят.
– Не умирай. Слышишь, не умирай, я с тобой. Ты мой друг. Настоящий друг не может просто взять и умереть, понимаешь? Друзья не умирают, – шептала Эльса, пытаясь убедить скорее себя, а не ворса.
Похоже, ворс это понимал. Он пытался высушить ее слезы своим теплым дыханием. Эльса лежала рядом на краю кушетки, как лежала вместе с бабушкой в ту ночь, когда та не вернулась назад из Миамаса.
Эльса останется здесь навсегда. А гриффиндорский шарф будет навсегда похоронен в шерсти ворса.
Ворс дышал все медленнее, сердце под черной шерстью билось все реже. За спиной у Эльсы послышался голос женщины-полицейского. Зеленые глаза стояли в дверях и смотрели на зверя и девочку. Эльса обернулась. В зеленых глазах было сочувствие человека, который не любит говорить о смерти.
– Нам придется забрать твоего друга в участок, – сказали глаза.
Эльса поняла, что речь идет о Волчьем Сердце.
– Вы не имеете права сажать его в тюрьму! Это была самозащита! – зарычала Эльса, так что все тяжелые капли скорби, собравшиеся на губах, разлетелись по комнате, как тайфун.
Зеленые глаза покачали головой:
– Нет, Эльса. Это было не так. Он защищал не себя.
Зеленые глаза попятились к двери. Они с нарочитой растерянностью взглянули на часы, словно вдруг вспомнили о том, что прямо сейчас должны быть совсем в другом месте. И надо же, вот совпадение, тот, кого строго-настрого приказали срочно доставить в участок, в этот самый момент как раз оказался без стражи, так что теперь мог поговорить с ребенком, который провожал ворса в последний путь. Бывает же такое.
Зеленые глаза исчезли за дверью. На пороге стоял Волчье Сердце. Эльса вскочила с кушетки и обняла его, не думая о том, будет ли он купаться в антибактериальном геле, когда вернется домой.
– Ворс не умрет! Скажи ему, чтобы не умирал! – шептала Эльса.
Волчье Сердце едва дышал, неуверенно растопырив в воздухе руки, словно ему на футболку плеснули ядовитую жидкость. Эльса вспомнила, что его куртка так и лежит у них дома.
– Мы вернем твою куртку! Мама ее очень хорошо постирала и повесила в шкаф в специальном чехле, – виновато шептала Эльса, не разжимая объятий.
Волчье Сердце явно давал понять, что был бы очень рад, если бы она его отпустила. Но Эльсе было наплевать.
– Только больше никогда не дерись! – приказала она, уткнувшись лицом в футболку. Эльса подняла голову и вытерла слезы.
– Я не про то, что драться вообще нельзя. Я пока для себя не решила этот вопрос. Чисто с точки зрения нравственности. Но тем, кто так хорошо это умеет, драться нельзя! – всхлипнула Эльса.
И тут Волчье Сердце повел себя очень странно. Он вдруг взял и тоже обнял Эльсу.
– Ворс. Очень старый. Очень старый ворс, Эльса, – прорычал он на тайном языке.
– Сколько можно, почему все вокруг умирают! – рыдала Эльса.
Волчье Сердце взял ее за руки. Легонько пожал указательные пальцы. Его трясло, будто он держал раскаленное железо, но он все же не отпускал ее. Так бывает, когда понимаешь, что в жизни есть вещи поважнее детских микробов.
– Очень старый ворс. Очень устал, Эльса.
Эльса лишь отчаянно замотала головой и крикнула, что никому больше не позволит умирать. Тогда Волчье Сердце отпустил одну ее руку и, порывшись в кармане, вручил ей какую-то мятую бумажку. Рисунок. Видно было, что это дело рук бабушки, – рисовала она так же криво, как и писала.