Нельзя не вспомнить также почти дотошного, но доброго внимания самого Якова Исааковича к слушателям. Один или два раза в неделю, в послеобеденные часы, он приезжал в школу, приглашал в кабинет двух-трех слушателей и беседовал по разным вопросам – изучал, оценивал и воспитывал нас.

Вспоминая сейчас об этой школе, можно предположить: мы – школа – были небольшим звеном в большой государственной работе по укреплению обороноспособности страны, которую выполнял Серебрянский. Небольшим, но важным. Косвенным признаком важности можно посчитать тот факт, что для школы был предоставлен особняк бывшего Генерального прокурора Акулова, а под общежитие 6–8 человек – особняк бывшего секретаря ВЦИК Енукидзе. Изучали языки, автовождение, подрывное дело, занимались стрелковой подготовкой и серией специальных дисциплин. Ознакомительную практику с промышленными объектами проходили на машиностроительном и химическом заводе в Макеевке и на шахтах Горловки в Донбассе.

Время пребывания в школе казалось мне самым приятным временем – относительно беззаботным и по жизненным условиям, по тем временам даже роскошным.

Я.И. Серебрянский. Вторая половина 1930-х гг.

У нас был распорядок: с утра для всех специальные и гуманитарные дисциплины – обед – отдых – язык четыре часа ежедневно в группах по 3–4 человека – свободное время до утра. Нас приодели – сшили гражданскую одежду. Кормили завтраком, обедом и ужином по рецептам французской кухни. За нами надзирала и учила нас „хорошему тону“ строгая дама-иностранка – жена одного из разведчиков-нелегалов. Не дай бог во время трапезы почесаться или вытереть рот рукой – получишь нотацию. При выездах на загородный полигон нас сопровождало питание в виде пирожков, пирогов и других съедобных и вкусных вещей»[216].

В личной беседе с авторами этой книги Константин Константинович рассказывал:

«Мы были на практике в Донбассе: бродили по химзаводу, по шахтам лазали. И когда мы практику закончили, на каком-то полустанке по команде из Москвы для нас была остановлена „скорая помощь“ – для того, чтобы посадить на поезд нас, 10–12 человек, чтобы доставить в Москву. Была дана команда забрать такую-то группу. И скорый поезд был остановлен. Я хочу сказать о реальном влиянии этого человека.

Ведь это же надо было – человек с двумя ромбами каждого из нас, из двенадцати человек, лично принимал для того, чтобы зачислить себе в команду, потом лично, в течение всего срока нашего обучения, все время за каждым следил, по существу. Не следил, а наблюдал, потому что в школе был его заместитель Ваксман, который непосредственно командовал школой. Вот в течение всего нашего обучения интересовался каждым, успехами каждого по существу… Он старался с каждым в какой-то степени побеседовать, но беседы эти были не выяснение, кто я такой и что я из себя представляю, а своеобразный рассказ о разведывательной работе. Посвящение, такое погружение в работу – в результате этого появлялись какие-то взаимные вопросы, он отвечал на них. Собеседование шло одновременно, мы отвечали ему, он делал свои заключения, что кто соображает или ничего не соображает, мыслит или не мыслит. И когда он к нам приходил, то вызывал нас не поодиночке, а по два-три человека в кабинет своего заместителя.

К нам приходили контрразведчики, которые нас стращали, что не надо за границей попадаться, потому что там если шпиона поймают, то повесят. Вот на таком уровне нас воспитывали. На уровне начальников отделов приходили не рядовые, а какие-то руководящие товарищи.

Кроме того, нам преподавали спецтехнику, это значит технология на химических заводах, технология на металлургических заводах, технология производства на угольных шахтах. Практику проходили на полигоне пожарного института, он был рядом с нашей школой.

В качестве взрывных веществ использовали тол. Нам рассказывали, что могут быть искусственные смеси, которые могут быть приготовлены и использоваться как взрывчатые вещества.

Дальше к нам приходили специалисты отдельных отраслей, по технологии отдельных производств, также приходили на уровне главных инженеров из министерств и прочих – те, кто знал это дело, отчего наши заводы рушатся. Все сводилось к тому, чтобы влиять на все не путем подрыва, а путем нарушений технологий. И вот в этом направлении нас учили, что нужно подкрутить, что нужно отвернуть, где перегреть, где недогреть можно. Вот в таком духе.

Занимались достаточно интенсивно, мы начинали в девять утра, сначала были спецдисциплины, до обеда. Часа в два нас кормили французской кухней, как я отметил. Строгая дама за нами смотрела, чтобы мы как надо сидели, как надо вилки брали, чтоб не сморкались во время принятия пищи и прочее, и прочее. Вот такой этикет, и она за этим следила во время принятия пищи, потом мы часов до пяти отдыхали, у нас был перерыв, а потом начинались языковые занятия в группах по три-четыре человека.

У нас были английский, немецкий, французский, испанский»[217].

Испанский опыт также анализировался. О некоторых итогах диверсионной работы в Испании говорится в докладе резидента НКВД в Центр от 9 декабря 1937 года:

«Проводимая в тылу „Д“-работа привела к серьезному расстройству отдельных участков тыла франкистов и значительным материальным убыткам и людским потерям. Беспрерывные и последовательные действия наших „Д“-групп, применение самых разнообразных, быстро меняющихся и постоянно совершенствующихся методов, охват нами почти всех решающих участков фронта, продвижение „Д“-действий в глубокий тыл вызвали большую панику в фашистских рядах. Об этом говорят все донесения разведки и нашей агентуры, это подтверждается также и рядом известных нам официальных материалов (газетные статьи, приказы фашистов, радиопередачи).

Это состояние фашистского тыла, пребывание франкистов в постоянном напряжении, беспрерывно преследующий их страх перед „проделками красных динамитчиков, подчас преувеличенный и раздуваемый всевозможными слухами, мы считаем основным достижением в „Д“-работе.

Нам точно известно, что для борьбы с диверсиями фашисты вынуждены держать в тылу значительные воинские силы и вооруженные группы фалангистов. Все, даже незначительные, объекты усиленно охраняются. В августе 1937 года командующий Южным фронтом фашистов генерал Кьяппо де Льяно издал приказ, объявляющий на военном положении провинции Севилья, Уэльва и Бадахос. Мероприятия фашистского командования, связанные с реализацией этого приказа, предусматривают отвлечение с фронта значительных воинских сил»[218].

И.Г. Старинов так оценил итоги деятельности группы Д. Унгрия: