Они терпеливо восстановили весь ход работ, честно, как два профессионала, рассматривая каждый возможный источник ошибки.

– Теперь ты поднимись на гору, – предложил Удод, – и проверь направление, которое я проложил.

Из-за пределов города моавитянин смотрел, как Удод, карабкаясь по стенам и крышам домов, подает флагом сигналы. Мешаб убедился, что все в порядке, и вернулся для отчета.

– Направление верное.

Затем они проверили, совпадает ли линия шестов, лежащих поперек шахт, с главным направлением. Далее последовала самая важная часть проверки. Точно ли совпадает линия, проложенная понизу между двумя шнурами, с направлением, нацеленным поверху? В основной шахте проверить это было сравнительно легко, потому что шнуры были разнесены довольно далеко друг от друга, что и обеспечивало точность направления.

– С этого конца все должно быть правильно, – сказал Удод, но, когда они дошли до источника, где вход в шахту был куда меньше и шнуры висели близко друг к другу, стало ясно, что сюда могла вкрасться ошибка.

Два строителя с предельным тщанием проверили и перепроверили ориентацию у источника и пришли к выводу, что точности добиться тут невозможно.

– Должно быть чуть севернее, – честно сказал Мешаб.

Дело в том, что даже незначительная ошибка в самом начале может при такой длине туннеля привести к трагическим последствиям. И в эту минуту Джабаал проявил себя настоящим строителем. Он растянулся ничком рядом с источником – Мешаб стоял у шнуров – и из этого положения сказал:

– Туннель проложен правильно. Ошибки быть не может, и мы должны встретиться. Но если этого не случится, то лишь в силу моей ошибки. Меня подвело зрение, и груз ошибки лежит на мне.

Оставив рабов, он, усталый и расстроенный, поднялся от источника. Оказавшись спиной к туннелю и флагам, которые безвольно повисли в душной жаре, он поднялся на гору, к ее вершине, где обитал Баал, и тут, оказавшись в одиночестве, он лег лицом вниз перед богом этой земли, этих скал, этих темных проходов шахт, которые, похоже, были проложены неправильно.

– Баал, покажи мне путь, – униженно взмолился он. – Я заблудился в глубинах земли, как жалкий крот, и мои глаза слепы. Великий Баал, проведи меня сквозь тьму.

Он провел много часов, беседуя с древним богом, который давал утешение его предкам, и, когда на вершину спустилась ночь, а на небо в порядке, предписанном Баалом, высыпали звезды, Джабаал Удод почувствовал, как к нему возвращается уверенность, и он с еще большим жаром принялся молиться. К рассвету он был уверен, что Баал дал ему свое благословение. Когда он спускался с горы, на востоке над холмами брызнуло утреннее солнце, и его сияние залило долины Галилеи, украсив серовато-серебристые кроны оливковых деревьев. Птицы стали покидать свои гнездовья в дубовых ветвях, за стенами городка начала пробуждаться жизнь, под порывами утреннего ветерка затрепетали красные флаги, и этот день столь убедительно нес с собой грядущую славу, что Джабаал пал на колени и воскликнул:

– Яхве, Яхве! Я твое дитя, орудие в твоих руках! Используй меня, как ты хочешь! Да пройдет моя голова сквозь землю, как таран, служащий твоим целям, великий Яхве, который даровал мне этот день!

Он спустился с вершины, на которой беседовал со своими богами, прошел в пещеру у источника и еще раз распростерся ничком у шнуров, от которых так много зависело. И снова он вскрикнул:

– Все должно быть правильно! И по-другому быть не может!

Весь день он подгонял рабов, часто бок о бок с ними круша каменную стену. Вечером, когда раб на стене дал сигнал, а рабы над шахтой закричали: «Удод, Удод! Твоя очередь!», он нанес молотом по стене девять ударов, но еще до того, как отзвучал последний удар, с другой стороны, сквозь толщу первобытной породы, донесся беспорядочный грохот другого молота – и теперь два капитана своих команд, не обращая внимания на сигналы, в непроглядной темноте взламывали камень с обеих сторон, слушая друг друга. Всех охватило веселье – сначала оно вспыхнуло у водоема, затем перекинулось к шахте и потом распространилось по всему городу. На стенах развевались флаги, и наконец поднявшиеся снизу Мешаб и Удод встретились в том месте, где соприкоснулись шнуры. Теперь они знали, где находится каждый из них: все получилось так, как они и планировали давным-давно.

Вечером Удод с моавитянином вернулись в свой дом на краю шахты и пожелали друг другу доброй ночи. Пройдя на свою половину, Удод помылся и прошел в комнату, где его уже ждала Керит со вкусным ужином. Но Удод не испытывал голода.

– Мы сделали это! – с тихим восторгом сказал он ей. – Через несколько недель мы встретимся под землей.

– Я услышала крики и побежала к шахте. Даже правитель пришел, и мы были очень горды. – Поцеловав его, она прошептала: «Сегодня Иерусалим стал ближе» – и предложила ему подкрепиться. Нов этот вечер он не мог есть. Он увлек свою красавицу жену в постель, где вскоре стал самым счастливым человеком в Макоре.

Теперь, когда Удод и Мешаб слышали друг друга, они подправили направление работ, и теперь их команды приступили к последнему этапу, который объединит два пробных туннеля. Но работа замедлилась, потому что железные инструменты, взламывавшие камень, окончательно затупились и уже не годились в дело. Удод и Мешаб решили, что необходимо обзавестись новыми. Надо, чтобы кто-то отправился в финикийский порт Акко, который в этом района был единственным источником железных орудий. Очень важно было выторговать приемлемую цену, и Удод решил, что ехать должен он. Сначала он было собирался взять с собой Мешаба – тот заслужил награду за то, что так точно проложил туннель со своей стороны, – но правитель разубедил его. Он указал, что сейчас, когда наступает самый важный, по его мнению, этап работы, более чем важно иметь под руками опытного помощника. Удод испытал искушение напомнить правителю, что на самом деле этот этап был семь месяцев назад, когда они с Мешабом подвешивали шнуры, выверяя точное направление обоих туннелей.

– Сейчас работу может закончить любой, кто слышит звуки, – сказал Удод своей жене, но она поддержала правителя, так что в Акко ему пришлось ехать одному.

Видя, как Удод собирается в это волнующее путешествие, любой бы решил, что он отправляется в какие-то далекие края. Хотя уже наступило жаркое время года, он закутался в длинный плащ. Прицепив к поясу кинжал, он вскарабкался на мула и подождал, пока вокруг него не собрался караван из двух мелочных торговцев. Он попрощался с Керит так, словно ему предстояло увидеться с ней не раньше чем через несколько лет, дал указания моавитянину, стоящему на стене, и почтительно поклонился правителю. Подтянув плащ, он ткнул пятками мула и двинулся в дорогу.

Акко лежал милях в восьми к западу от Макора, у проложенной дороги, по которой тысячи лет шествовали караваны, но особенностью этих мест было то, что за всю историю в Акко и Макоре очень редко обитал один и тот же народ. В течение многих веков Макор обозначал западную границу, до которой продвигались племена из глубин страны, но в этих краях морской порт обычно занимали пришельцы со стороны. Через год долгих переговоров сошлись на том, что евреи будут в Макоре, а финикийцы в Акко. Случались времена, когда складывались и другие комбинации, а поскольку контроль над морем был жизненно важен, племена и народы воевали за владение Акко и теряли силы, десять – одиннадцать месяцев держа в осаде Макор, так что за несколько тысяч лет все привыкли, что путь из Макора в Акко очень непрост – дальше лежат неизвестные пути и звучат чужие языки.