Но с тех пор, мозги встали на место. Нет, меня конечно возбуждало то, что они меня трахали…Но это было не сексуальное возбуждение. С каждым движением во мне поднималась все темное, что у меня есть в натуре!

Стерпеть я стерплю. Но долги отдавать умею…

И это будет правильно. Потому что я не тот человек, который решает оскорбление!

… Потом я долго стояла под душем…

Эти уроды быстро выдохлись. То ли от природы никудышные мужики. То ли от водки обессилили. А может и то и другое. Тот, что Шпиндель, залез на меня вторым и вовсе кончить не смог…

Но они себя чувствовали себя героями!

Мокрый (погоняло получил не зря – потел страшно) даже пытался мне налит от избытка лирических чувств. Я ничего им не стала говорить. Просто запахнулась в пальто (все остальное они порвали в клочья) и пошла домой. Благо никого не встретила на лестнице. И в квартире – пусто. Мои ушли с самого утра.

… Вот теперь, открыв полностью воду, смывала с себя всю эту мерзость.

Что делать дальше я знала хорошо.

– Алла, Паровоз? Привет. Коленька, помогай! Меня обидели…

Я все рассказала, как было.

Паровоз мой друг. Он не смеялся. И не подшучивал. Он слушал и всё больше пыхтел, словно у него разгорался внутри сильный огонь, и он спускал в трубку избытки пара.

– Как эти беспредельщики выглядели? – коротко спросил он.

Я подробно всё описала.

– Ты куда собираешься уходить?

– Да куда я сейчас уйду?

– Правильно! Приходи в себя! Я позвоню.

Я связалась с гостиницей и предупредила Зою, это девочка, которая оставалась на хозяйстве, чтобы сегодня не ждали меня.

И заснула…Нет, это не так. Отключилась….

В себя пришла от того, что телефон разрывался, требуя к себе внимания. Наверное, звонил долго, потому что, как мне показалось его звук был уже каким-то охрипшим.

– Да! – спросила я, подняв трубку. Ответ получился тихим и хриплым. До конца в себя еще не пришла…

– Я уж испугался, что померла! – это был Паровоз, – минут 5 дозваниваюсь!

– Жива! – успокоила я его…

– Ну ладненько! Подходи к дальним гаражам. Знаешь, где там мой сарай!

Сарай, это старый гараж, который построил еще дед Коли сразу после войны. Надо сказать, что сарай этот был с толстыми кирпичными стенами и крепкими воротами! Машины там сейчас точно не было. Паровоз свою тачку у подъезда оставлял. Кто на его «Опель» глаз положит? Знают, что вырвут всё лишнее!

Я неторопливо собралась. На сей раз никаких французских пальто – его, кстати, можно отдать в химчистку. Хорошо, что не порвали уроды, как остальную одежду. Кожаная куртка в стиле «я сегодня байкерша» со всякими заклепками, и кучей молний. Косуха не косуха – но близко к этому! Плотные джинсы и «гриндерсы» с металлическими вставками. Понятно дело, что такие ботинки не только нормальны для гаража. Для дела тоже пригодятся!

Грязь-то я под душем смыла. Вот злость и желание отомстить – вода не смывает! Я хотела, чтобы им было больно! Очень больно. И в этом тяжелые ботинки мне не будут лишними.

Действительно через час я подошла к гаражу Паровоза.

Это был совсем глухой закуток. Если кто случайно сюда и забредал, то бродячие собаки. Уже темнело. Но зная, куда иду, я захватила фонарик. У железных ворот стоял паровозовский «Опель» и темная девятка. Чья – не знаю. Номера – областные!

Нашла камешек (без него не обойтись) и им постучала в закрытую дверь. От греха подальше решила без предупреждения дверь не распахивать. Испугается кто – пулю легко схлопотать!

Петли заскрипели и в проеме показалось лицо Коли.

– Проходи, – коротко сказал он.

В самом гараже было тускло. И от серых ободранных стен, от стеллажа с какими-то ржавыми железками и инструментами, от сиротской лампочки, которая при всем старании не могла осветить это небольшое помещение. Она единственная из трех, которые висели под потолком, еще не перегорела.

Вместе с Паровозом был его дежурный адъютант, я их даже не запоминала по имени – Паровоз любил менять своих ординарцев с бритыми затылками. Так в лицо знала. Рядом с ними стояли еще двое амбалов. При парадной рэкетирской форме: кожанки, рубашки, расстёгнутые до пупа, в вырезе которых были видна татуировки, сделанные явно не в гламурных салонах. Порверх «вышивки»[14] мощные золотые цепи с огромными крестами. Разумеется, тренировочные штаны «адидас» с Черкизона, кепочки-лужковки. Только вместо обычных кроссовок – американские армейские ботинки из бежевой выварочной кожи. Нормальные такие качки-солдаты для разборок серьезных деловых людей.

– Это бойцы моих корешей, – кивнул на них Паровоз, давая понять коротким представлением, что дальнейшие представления ни к чему. Да я и не собиралась. Правила игры знаю хорошо.

Я просто им кивнула и получила в ответ такие же сдержанные кивки.

– Эти? – Паровоз кивнул в сторону дальней стенки сарая. Там копошилась какая-то серая бесформенная масса. Без фонарика не обойдешься.

Узкий яркий луч словно пригвоздил двух… как бы их назвать… насекомых… нет… червяков… Я этих мразей сразу узнала.

Только вот морды у них были сейчас не наглые, ухмыляющиеся. А размытые от животного страха. Они бы и рады закрыться от света. Только руки у них завязаны за спиной. Тот, кого звали Мокрым, дернул носом и смачно проглотил свою соплю. Судя по запаху, он не только потом обливался.

– Эти! – ответила я Паровозу.

– Мы всё узнали: заезжие фраера из какой-то провинциальной дыры. Решили столицу завоевывать, дебилы.

То, что мозгов у них нет, это было ясно по их рожам. Приблатненные недоумки – мечта любого опера. С первого взгляда понятно, что хвост за ними тянется – мама не горюй. А прицепом можно было привязать всё: от ограбления старушки, торгующей капустой у автовокзала, до ограбления банка с коллективной мокрухой. Глядя на их тупые рожи, ни один судья не усомнился бы в перечне преступлений.

Но пока им можно было бы только мечтать о гуманном российском правосудии.

Сейчас они у меня в руках! Но я не опер и не судья. На уголовный кодекс даже и оглядываться не буду.

– Ну ладненько! – констатировал Паровоз. – Надо отметить точность попадания. Ну чем мы не следопыты, а, Санька?

В школьные годы он очень увлекался книжками об индейцах. Все фильмы про индейцев с Гойко Митичем[15] просмотрел. А потом и американские вестерны!

– Это надо отметить!

Я и не заметила, что с другой стороны ворот на небольшом столике уже стояла бутылка и нехитрая закуска. С некоторых пор Паровоз отказался от водки. Ему кто-то сказал, что она разрушает печень. А вот дубильные вещества в коньяке, наоборот, её скрепляют. С точки зрения медицины, думаю, очень сомнительное утверждение. Но он в это свято уверил и пил теперь только коньяк. При нынешнем его положении бригадира – брал исключительно французский. Боссу напитки ниже рангом не положены!