Манера говорить у Кэпа была мягкой, располагающей, и этосразу ее насторожило.

Хокстеттер, сказал он, озабочен тем, что она объявила освоем отказе участвовать в тестах, пока не увидится с отцом. Чарли подтвердилаэто и замолчала, как в рот воды набрала... в основном от страха. Только начниспорить с такой лисой, через пять минут твои доводы рухнут, и черноепредставится белым, а белое черным. Уж лучше упереться рогом. Надежнее. Но ееждала неожиданность.

– Что ж, это твое право, – сказал он. Видимо, лицо у неевытянулось от изумления, потому что Кэп рассмеялся. – Придется кое-что утрясти,но в принципе...

При словах «кое-что утрясти» она снова набычилась.

– Никаких больше тестов. Никаких поджогов. Хоть десять летутрясайте.

– Ну, так много времени, я думаю, не понадобится, – сказалон, ничуть не обидевшись. – Просто я должен, Чарли, кое с кем это согласовать.К тому же бумажной волокиты у нас тут хватает. Но пока я буду все устраивать,ты можешь ничего не зажигать. Даже свечку.

– Я и не хочу, – сказала она с металлом в голосе, не веря ниодному его слову, не веря, что он что-то устроит. – И нс буду.

– Я постараюсь все уладить... к среде. Да-да, к среде я всеулажу.

Вдруг он замолчал. Он склонил голову набок, словноприслушиваясь к тому, чего не могла слышать она, не будучи настроена на этуволну. Чарли озадаченно смотрела на него и уже собиралась спросить, что с ним,но вовремя прикусила язык. В том, как он сидел, было что-то... знакомое.

– Значит, в среду я его увижу? – робко спросила она.

– По-видимому, – ответил Кэп. Он поерзал на стуле и тяжеловздохнул. Их взгляды встретились, и на губах Кэпа появилась растеряннаяулыбка... тоже знакомая. Ни к селу ни к городу он вдруг сказал: – Говорят, твойпапа классно играет в гольф.

Чарли захлопала глазами. Насколько ей было известно, папа вжизни не держал в руках клюшку. Она открыла рот, чтобы сказать это... и вдругдо нее дошло, даже голова закружилась от внезапной догадки.

(мистер Мерль! в точности как мистер Мерль!)

Мистер Мерль был одним из папиных клиентов в Нью-Йорке.Маленький невзрачный блондин, застенчивая улыбка, очки в розовой оправе. Емутоже, как и другим клиентам, недоставало верить в себя. Он работал не то встраховой компании, не то в банке. Папа за него очень переживал. Все это –«рикошет». Из-за того, что папа его подтолкнул. И еще этот рассказ, который онкогда-то прочел, там было что-то плохое. И вдруг мистер Мерль начал мучиться.Папа сказал, что этот «рикошет» вылез из рассказа и давай прыгать в голове у мистераМерля, как теннисный мяч, только мяч бы потом остановился, а этот рассказ вселез и лез ему в голову, совсем бы его скоро замучил. Чарли даже подумала: этопапа специально ей говорит «мистер Мерль замучается», а сам боится, что мистерМерль умрет. Поэтому он однажды попросил его задержаться и еще раз егоподтолкнул со словами: «Вы никогда не читали этот рассказ». И у мистера Мерлясразу все прошло. Остается надеяться, сказал ей потом папа, что он никогда неувидит фильм «Охотники за оленями». Что имелось в виду, она так и не узнала.

У мистера Мерля, пока папа ему не помог, вид был точно такойже, как сейчас у Кэпа.

Сомнения отпали: ее отец подтолкнул этого человека. У Чарлисловно крылья выросли. Ничего не слышать о нем, кроме самых общих слов от Рэйнберда,да и то изредка, не видеть его так долго, не знать, где он, и вдруг... странноечувство – будто он в комнате, успокаивает ее, говорит, что он здесь, рядом.Неожиданно Кэп поднялся.

– Ну, мне пора. Мы еще увидимся, Чарли. Ни о чем небеспокойся:

Она хотела остановить его, расспросить об отце – где он, чтос ним, но язык прилип к гортани.

Кэп направился к выходу, остановился.

– Да, чуть не забыл. – Он пересек комнату, достал изнагрудного кармана сложенный листок бумаги и протянул его Чарли. Онемевшая, онавзяла листок, бегло на него взглянула и спрятала в карман халатика. – Кстати,когда будешь кататься верхом, берегись змей, – посоветовал он доверительно. –Стоит лошади увидеть змею и она понесет. Проверено. У нее...

Не договорив, Кэп принялся тереть висок. Он как-то осунулся,взгляд стал рассеянным. Потом он обреченно тряхнул головой. И, попрощавшись,вышел.

Чарли так и застыла посреди комнаты. Затем она досталазаписку, развернула, прочла... и все изменилось.

Чарленок!

Первое. Когда прочтешь, отправь это в унитаз, ладно?

Второе. Если все пойдет так, как я наметил (как мне хотелосьбы), в следующую среду нас здесь уже не будет. Записку передаст тебе нашчеловек, хотя он сам об этом не подозревает... поняла?

Третье. В среду в час дня ты должна быть в конюшнях.Придумай что хочешь – если надо, зажги для них еще один костер. Но ты должнабыть там.

Четвертое, самое главное. Не доверяй этому Джону Рэйнберду.Мои слова могут тебя огорчить. Я знаю, ты ему верила. Но он очень опасныйчеловек, Чарли. Ты все приняла за чистую монету, оно и неудивительно, – пословам Холлистера, это такой актер, хоть завтра Оскара давай. Так вот, онкомандовал людьми, которые схватили нас у дома Грэнтера. Надеюсь, тебя это неслишком огорчит, но, зная тебя, боюсь, что огорчит. Кому приятно узнать, чтотебя используют в своих целях. Чарли, запомни: если Рэйнберд появится, а скореевсего он появится, очень важно, чтобы ты вела себя с ним так, будто ничего непроизошло. В среду он нам помешать не сможет.

Чарли, мы полетим в Лос-Анджелес или в Чикаго. Я, кажется,придумал, как организовать пресс-конференцию. Я рассчитываю на помощь Квинси,моего старого друга, который, наверное, пожалуй даже наверняка, вылетит намнавстречу, надо только дать ему знать. А что такое пресс-конференция? Этозначит, что про нас узнает вся страна. Даже если они нас опять куда-нибудьупрячут, по крайней мере мы будем вместе. Надеюсь, ты хочешь этого не меньше,чем я.

Наше нынешнее положение можно было бы считать сносным, ноони заставляют тебя поджигать, преследуя самые гнусные цели. Если ты сейчасдумаешь, «ну вот, опять куда-то бежать», поверь мне, это в последний раз... имама, я уверен, сказала бы то же самое.

Я по тебе соскучился, Чарли, и очень тебя люблю.

Папа

Мало что от той ночи запомнилось. Запомнилось, что срединочи ей стало жарко, она встала и погасила жар. Смутно запомнился сон –ощущение свободы,

(там впереди свет – там кончается лес и открывается равнина,по которой Некромансер будет нести ее не зная устали)