Узнав, что Сан-Лоренсо по-прежнему остается в руках его людей и гарнизон крепости в достаточной мере обеспечен продуктами питания, Морган решил не спешить с уходом из Панамы. «В то время как часть пиратов грабила на море, — продолжает свой рассказ Эксквемелин, — остальные грабили на суше: каждый день из города выходил отряд человек в двести, и когда эта партия возвращалась, ей на смену выходила новая; все они приносили большую добычу и приводили много пленников. Эти походы сопровождались невероятными жестокостями и всевозможными пытками; чего только не приходило в голову пиратам, когда они допытывались у всех без исключения пленников, где спрятано золото. Пиратам удалось отыскать где-то за городом одного старика. На бедняге было отличное платье и шелковые штаны, и на поясе у него висел ключ из чистого серебра. Пираты спросили у него, где тот сундук, от которого этот ключ. Он ответил, что у него нет никакого сундука и что вообще нет у него ничего, что можно было бы открыть этим ключом. Пираты не могли добиться от него никакого признания и избили так, что вывихнули обе руки, его глаза вылезли наружу, словно яйца. Поскольку он продолжал отпираться, его привязали за половой орган и стали снова бить; один из пиратов отрезал ему нос, другой ухо, третий подпалил кожу; вряд ли можно было обращаться с человеком более жестоко. В конце концов, когда он уже потерял дар речи и пиратам надоело его мучить, беднягу отдали на растерзание негру, который его пронзил копьем. Подобных жестокостей они натворили очень много. Пираты не давали пощады даже монахам, хотя и не рассчитывали получить с них деньги; они просто убивали всех подряд. Женщин тоже не щадили, кроме тех, с кем им хотелось позабавиться; разумеется, если те упирались, их заставляли. Пираты вытаскивали женщин из церкви, где они находились, чтобы якобы дать им возможность умыться, а потом делали, что хотели: их истязали, били, морили голодом, подвергали различным пыткам. Морган, как генерал, должен, казалось бы, дать пример достойного обращения с пленницами, однако он сам был не лучше других, и если привозили хорошенькую женщину, он сразу же творил с ней всяческие бесчинства. Весьма кстати поведать здесь читателю историю одной женщины, стойкость которой вошла в легенду.

Пираты, возвращавшиеся с моря, привезли с собой с островов Товаго и Тавагилья группу пленных, и среди них была жена одного богатого купца, молодая и красивая. Я не стану описывать ее красоту, а только скажу, что и в Европе краше не было и нет никого. Ее муж отправился в Перу с товарами, и она скрывалась от пиратов со своими родственниками, пытаясь утаить свое добро. Как только ее привезли к Моргану, он тотчас же приказал отделить ее от ближних и поместить вместе с рабыней в особые покои, хотя эта женщина со слезами на глазах молила оставить ее вместе со всеми. Он приказал дать ей все, что нужно, и послал ей к ужину блюда с собственного стола, хотя пищу ей и готовила рабыня. Сперва эта женщина сочла все эти знаки внимания проявлением благородного нрава Моргана, и она была очень удивлена этим и решила было, что пираты вовсе не такие злодеи, как о том ей говорили другие испанские женщины… Морган каждый день заходил в церковь, где содержались пленники, и проходил мимо помещения, где находилась эта женщина, здоровался с ней и иногда даже занимал разговором (он довольно хорошо говорил по-испански); Морган обещал дать ее друзьям и родственникам свободу, — словом, все шло, казалось бы, как подобает. Так продолжалось три дня, а затем он попытался ее обесчестить и предложил ей стать его наложницей, за что посулил разные драгоценности. Женщина эта была весьма добродетельна, она его поблагодарила и сказала, что находится в его власти; но сперва она думала, что он человек порядочный, и не предполагала, будто его благородству скоро придет конец; она сказала, что представить себе не может, как это у него появилась такая мысль, тем более что командиру столь сильного войска не следует подобные требования предъявлять к человеку, жизнь которого полностью в его руках. Эти слова не могли угасить все более и более распалявшегося вожделения Моргана, он еще настойчивее стал добиваться своего, обещая ей возвратить все потерянное богатство, причем в драгоценностях, которые ей было бы легко сохранить. Но она отклоняла все его предложения со всей учтивостью, на которую только была способна. Однако Морган, не добившись ничего по-хорошему, решил применить силу, но она сказала, что достанется ему только мертвой. После этого она окончательно умолкла. В конце концов, сопротивление этой женщины так разозлило Моргана, что он приказал перевести ее в другое помещение и запретил кому бы то ни было приходить к ней. Он приказал также отнять у нее платье и давать лишь столько пищи, чтобы она не умерла с голоду. Но она нисколько от этого не опечалилась и проявляла такую же стойкость, моля Бога, чтобы он дал ей силы выдержать издевательства Моргана. Но Морган обращался с ней невероятно жестоко под тем предлогом, что она якобы переписывается с испанцами и однажды будто бы послала к ним раба с письмом. Я никогда не предполагал, что женщина может вести себя с такой стойкостью; сам я ее не видел и не беседовал с ней, хотя изредка тайно приносил ей немного еды. Скажу еще, что она испытала затем много бед не только от врагов, но и от своих друзей».

Можно ли верить этому рассказу Эксквемелина? Сам Морган всегда отрицал свое участие в издевательствах над пленными. Главный хирург экспедиции Ричард Браун, который в своих письмах никогда не скрывал жестоких подробностей флибустьерских деяний, говоря об адмирале, признавал, что «он был достаточно благороден в отношении побежденного врага».

В «Правдивом отчете…» пребывание флибустьеров в Панаме описано предельно кратко:

«Здесь, в этом городе, мы провели двадцать восемь дней, совершая постоянные вылазки на врага по суше в радиусе около двадцати лиг, не получив ничего, кроме одного выстрела в нас из мести, хотя мы захватили в это время около трех тысяч пленных разного сорта и задержали также барки, крейсируя в Южном море и вывозя пленных с Тобоги и других островов близ того побережья, на которые испанцы бежали вместе со своими семьями».

Проведя в Панаме три недели и «добросовестно разграбив все, что попадалось ему под руку на воде и на суше», Морган отдал приказ готовиться к уходу.

«Каждый отряд должен был достать мулов, чтобы перевезти добычу к реке, протекавшей примерно в восьми милях от города, — пишет Эксквемелин. — Тем временем около ста пиратов Моргана стали готовить к отплытию корабль, который стоял в гавани; пиратам хотелось еще кого-нибудь ограбить в этих водах, и, кроме того, они рассчитывали захватить большой корабль и на нем возвратиться через Восточные Индии в Европу. Для этого они запаслись всевозможным боевым снаряжением, порохом и пулями, мукой и хлебом, взяв даже бронзовые пушки на тот случай, если под руку подвернется какой-нибудь остров, где можно будет сделать роздых. Их приготовления увенчались бы успехом, если бы об этом не узнал сам Морган. Он приказал срубить на этом корабле мачты и сжечь их, то же самое сделать и с барками, которые стояли неподалеку; таким образом, все планы этих пиратов были сорваны. Тем временем привели мулов, и Морган послал одного пленного испанца, чтобы тот доставил выкуп за женщин, детей и рабов, а также за монахов, которые были оставлены в качестве заложников за всех их собратьев. Одновременно Морган приказал заклепать все орудия и сжечь лафеты. За два дня до выхода он послал особый отряд, который должен был добыть сведения о губернаторе Панамы; он узнал от пленных, что губернатор собрал большие силы и устроил много засад с тем, чтобы отрезать пиратам путь к отступлению. Однако пираты, возвратившись, сообщили Моргану, что они не обнаружили никаких укреплений; несколько пленников, которых они прихватили с собой, сказали, что губернатор хотел собрать большой отряд, однако все разбежались, и его замысел не осуществился из-за нехватки людей».