— Нью-Йорк слишком велик, чтобы его можно было обойти в одну неделю, — любезно сказал Эмс.

Молодой человек был, по-видимому, весьма благодушного нрава и ничуть не рисовался. Керри показалось, что он еще не совсем преодолел остатки юношеской робости. Он вряд ли умел вести блестящую беседу: достоинства его заключались в том, что он был хорошо одет и довольно храбро держался в обществе. Керри решила, что с этим человеком ей нетрудно будет поддерживать разговор.

— Ну, теперь мы, кажется, готовы, — сказал Вэнс. — Экипаж у подъезда.

— Да, пойдем, — сказала миссис Вэнс, входя в гостиную. — Боб, тебе придется позаботиться о миссис Уилер!

— Постараюсь, — улыбнувшись, ответил Боб и подошел ближе к Керри. — Мне кажется, вы не потребуете особого надзора? — добавил он, как бы прося у нее благожелательности и снисхождения.

— Надеюсь, что нет, — отозвалась она.

Они спустились по лестнице, и вскоре вся компания разместилась в экипаже.

— Поехали, — сказал Вэнс, усаживаясь последним и захлопывая дверцу.

Экипаж тронулся в путь.

— А что сегодня идет? — поинтересовался Эмс.

— «Лорд Чомли», — ответил Вэнс. — С Созерном в главной роли.

— О, Созерн бесподобен, — воскликнула миссис Вэнс. — Он такой забавный.

— Да, газеты его очень хвалят, — вставил Эмс.

— Я нисколько не сомневаюсь в том, что мы получим большое удовольствие, — сказал Вэнс.

Эмс сидел рядом с Керри и потому считал своим долгом уделять ей известное внимание. Его заинтересовала эта совсем еще молодая и уже замужняя женщина, такая хорошенькая к тому же, но этот интерес был только почтительным. Молодой человек отнюдь не был ловеласом. Он с большим уважением относился к брачным узам и помышлял только о хорошеньких индианаполисских девицах на выданье.

— Вы уроженка Нью-Йорка? — спросил он, обращаясь к своей соседке.

— О нет, я здесь всего два года, — ответила Керри.

— Значит, у вас было достаточно времени ознакомиться с городом.

— Я бы не сказала, — ответила Керри. — Нью-Йорк мне и сейчас такой же чужой, как в первый день.

— Вы не из западных ли штатов?

— Да, из Висконсина, — подтвердила Керри.

— У меня такое впечатление, что большинство жителей Нью-Йорка поселились здесь лишь недавно, — заметил Эмс. — Мне уже назвали много людей из Индианы, работающих по моей специальности.

— А какая у вас специальность? — спросила Керри.

— Служу в одной электрической компании, — ответил молодой человек.

Они продолжали болтать, перескакивая с одной темы на другую, разговор их прерывался лишь замечаниями, которые время от времени вставляли супруги Вэнс. Несколько раз беседа становилась общей и довольно оживленной, и, наконец, они подъехали к ресторану.

Керри успела заметить веселое оживление на улицах, по которым они проезжали. Во, все стороны двигались люди в поисках развлечений. Пешеходы наводняли тротуары, по мостовым мчались экипажи, а по Пятьдесят девятой улице ползли переполненные вагоны трамвая. На углу Пятьдесят девятой улицы и Пятой авеню ярко горели огни нескольких новых отелей, окаймлявших Плаза-сквер, и наводили на мысль о том, в какой роскоши, должно быть, живут там люди. Пятая авеню — улица богачей — была еще больше запружена экипажами, толпа джентльменов во фраках была там еще гуще. У ресторана «Шерри» внушительный швейцар распахнул дверцу экипажа и помог всем выйти. Когда они поднимались по ступенькам, Эмс поддерживал Керри под локоть. Они вошли в вестибюль, где уже толпились завсегдатаи, сняли пальто и накидки и направились в богато отделанный главный зал.

Керри в жизни не видела ничего подобного. За все время их пребывания в Нью-Йорке Герствуд в силу стесненных обстоятельств ни разу не мог позволить себе повести ее в такой ресторан. Здесь царила та не поддающаяся описанию атмосфера, которая тотчас же говорила каждому посетителю, что он попал в совершенно особое место. Высокие цены ресторана ограничивали круг его посетителей. Здесь можно было встретить либо людей богатых, либо принадлежащих к классу охотников за развлечениями. Керри неоднократно читала в газетах заметки о балах, банкетах, обедах и ужинах, для которых тот или иной представитель «высшего общества» избирал ресторан «Шерри». «Миссис такая-то устраивает в среду вечером званый ужин у „Шерри“ маленькому кружку друзей». Подобные избитые заметки о развлечениях «света», которые Керри любила ежедневно просматривать, помогли ей составить себе довольно ясное представление о пышности и великолепии этого удивительного храма чревоугодия. И вот, наконец, она сама очутилась здесь! Рослый дородный швейцар охранял двери в вестибюль, внутри стоял другой рослый дородный джентльмен, а услужливые мальчики в форменной одежде принимали у гостей трости, пальто, шляпы. Глазам Керри открылся красивый зал, изысканно обставленный, залитый ярким светом, зал, где ели богатые мира сего. Счастливая эта миссис Вэнс! Она молода, хороша и богата, во всяком случае, достаточно богата, чтобы ездить сюда в экипаже. Как это чудесно — быть богатым!

Вэнс шел впереди, между рядами столиков с ослепительной сервировкой, за которыми небольшими группами сидели обедающие. Новичку тотчас же бросались в глаза достоинство и уверенность, с какими держались посетители этого ресторана. От множества электрических лампочек, лучи которых отражались в хрустале, от блеска позолоты на стенах все сливалось в одном слепящем сверкании; проходит несколько минут, прежде чем глаз привыкает и начинает различать отдельные предметы и лица. Белоснежные сорочки джентльменов, светлые наряды дам, бриллианты, пышные перья — все это являло собой чрезвычайно эффектное зрелище.

Керри шла по залу с горделивым видом, ничуть не уступавшим осанке миссис Вэнс, и, подойдя к столику, опустилась на стул, предложенный, ей метрдотелем. Она подмечала каждую мелочь окружавшей их обстановки, вплоть до подобострастных поклонов официантов, за которые так охотно платят американцы. Выражение лица метрдотеля, пододвигавшего каждому по очереди стул, и жест, которым он приглашал сесть, — уже одно это стоило несколько долларов!

Едва они уселись, на сцену выступила излюбленная богатыми американцами показная, расточительно-дорогая и нездоровая гастрономия — предмет изумления и недоумения всего культурного мира. Пространное меню предлагало вниманию посетителей бесконечное разнообразие всяких блюд, которых хватило бы на прокорм целой армии, а цены сразу показывали, что думать о благоразумных тратах более чем смешно. Десятки разных супов от пятидесяти центов до доллара за порцию, сорок сортов устриц, по шестьдесят центов за полдюжины, закуски, рыбные и мясные блюда, — и все по таким ценам, что простому смертному вполне достаточно было бы этой суммы, чтобы заплатить за ночлег в приличном отеле. Доллар пятьдесят и два доллара наиболее часто встречались в этом изящно отпечатанном прейскуранте. Конечно, Керри заметила это, и, увидев цену жареного цыпленка, она вдруг вспомнила другое меню и другой день, когда она впервые обедала в хорошем ресторане в обществе Друэ. Это воспоминание мелькнуло на миг, точно грустная мелодия забытой песни, и тотчас же исчезло. Но даже в этот краткий миг она успела увидеть другую Керри — бедную, голодную, потерявшую всякое мужество, для которой Чикаго был холодным, неприступным миром, где она бродила в тщетных поисках работы.