– Он просил, чтобы мы сказали, когда закончим, – пробормотала она, и Бальестерос увидел, что она направляется в ванную.

Он задавался вопросом: как это будет, похоже ли это на путешествие? Может, смерть всего лишь что-то вроде переезда или миграции, как у аистов? Он посмотрел вокруг, и ему показалось, что все стало каким-то священным: мыльница, белая плитка на стенах, пластиковая шторка, картинка с арлекинами на стене, игра света на поверхности воды… Вещи обретали некое бессмертие, в то время как он свое терял.

Это было довольно нелепое место для такой же нелепой смерти, но он решил, что Бальестерос был абсолютно прав, сказав как-то, что смерть не бывает романтичной. Кроме того, Рульфо считал, что именно место действия – ванна – будет отличной формой для взаимного сведения счетов: если она обманула его, убив свое тело в ванне, то и он заставит ее вернуться к жизни там же.

Левое запястье было обнажено, к нему он прижал острое лезвие, вынутое из бритвенного станка. Ванна наполнилась водой почти до краев, и он залез в нее прямо в одежде, поджав ноги, чтобы поместиться в короткой посудине. Он прикурил сигарету, глаза подернулись пеленой, словно его сознание поплыло.

Уверен он был только в одном: он получит удовольствие, убив ее, убивая себя.

Остальные дамы, включая Сагу, разбили его настоящее и будущее, но то существо, которое вселилось в тело Беатрис Даггер и проникло в его дом, когда он праздновал новоселье («Во всем виноват Купидон, я – подруга одной подруги одного из твоих…»), разнесло в клочки его прошлое («Ты совсем раскис, я скоро вернусь, я – подруга одной подруги одного из…»). И Рульфо пришел к парадокcальному выводу: он не более чем прошлое. Внутри у него нет ничего, впереди – тоже ничего, только то, что у него уже было. Возможно, все люди одинаковы. Есть только то, что было: если это у человека отнять, он перестает существовать. «И это как раз то, за что ты заплатишь. Именно за это я заставлю тебя заплатить, если смогу».

Он стиснул зубы и коснулся лезвием голубой пульсирующей вены.

И в этот самый миг, как будто речь шла о некоем разоблачении, он вспомнил сегодняшнее число. В этот ноябрьский день исполнялось ровно четыре года с того дня, как он впервые увидел Беатрис, и ровно два года со дня ее смерти.

«Пора тебе поискать себе новое логово».

И закрыл глаза.

Глаза Ракель сверкали в темноте столовой, подобно двум самоцветам.

– А теперь что? – спросил Бальестерос.

– Подождем немного и пойдем за ней. Если нам удастся затащить ее в круг, убежать она не сможет.

«Пойти за ней» оказалось выражением, которое Бальестерос не мог переварить. Пойти за кем? Что или кто, предполагается, должен «появиться» в этой ванной комнате?

– Она может устроить нам неприятный сюрприз, – предупредила его девушка. – Она становится очень опасной, когда оказывается без защиты… Постарается улизнуть, а когда убедится, что это невозможно, придет в ярость… Мне понадобится твоя помощь.

Бальестерос согласно кивнул, но его тревога только усилилась. Не нравилось ему то гробовое молчание, в которое погрузилась квартира. Вдруг ему в голову пришла страшная мысль: «А что, если они ошиблись и все это полная ерунда? Что, если Рульфо и Ракель просто сошли с ума и теперь на него ляжет ответственность за самоубийство душевнобольного? Что ожидают они увидеть, когда войдут в ванную?» Он почти потерял самообладание, думая об этом. И взглянул на девушку, словно умоляя о помощи.

В это самое мгновенье послышались сильные удары и плеск воды. Ракель одним прыжком вскочила на ноги.

– Пора, – сказала она.

выходи

Рульфо знал, что умирает.

Ванна превратилась во что-то огромное и шарообразное, словно каучуковый ком, подсоединенный к подаваемому под давлением воздуху. Сидя внутри, со щедрыми красными руками, из которых изливалась жизнь, он глядел на собственную тень, поднявшуюся над кровью: мутный кусок медузы, полупрозрачная пачка лежащей балерины. Неожиданно эта тень оторвалась от алой поверхности воды с молчаливой инерцией палтуса в глубинах моря и проникла в его глаза. И он узнал, что это и есть смерть: когда твоя собственная тень входит в твои глаза.

Он подумал о своих родителях и о сестрах. Веры в то, что он встретит их в другом мире, не было.

выходи отсюда

Бальестерос едва верил собственным глазам.

Рульфо, умерший от потери крови, лежал в ванне. Но вода бурлила, вскипала, обдавая брызгами все вокруг, словно внутри билось приличных размеров животное.

– Она здесь, – прошептала девушка.

– Выходи отсюда.

Услышав этот приказ, нечто притихло. Тело Рульфо безжизненно покачивалось, словно находясь бок о бок с охотящейся акулой. Ракель подошла к ванне, и как раз в этот миг под водой снова что-то забилось, разбрызгивая воду. Одежда и волосы девушки намокли, но она не отодвинулась: повторила приказ еще раз, одновременно подзывая жестами Бальестероса.

Бальестерос заставил себя пошевелиться. Его ужасала сама идея заглянуть внутрь ванны. Но прежде, чем он смог сделать хотя бы шаг, он увидел нечто такое, что чуть не лишило его рассудка. Что-то похожее на гибкую трубку, черную и блестящую, толщиной с мужскую ногу, показалось над краем ванны и выпрыгнуло на пол, разливая по плиткам воду при каждом судорожном толчке. Вначале он, страшно испугавшись, подумал, что это какая-то змея – самая большая и омерзительная из всех, что ему пришлось повидать. Но он не был в этом уверен: все происходило слишком быстро.

– Помогай! – закричала Ракель и набросилась на это чудище, схватив его за один конец.

Сдерживая рвотные позывы, Бальестерос ухватился за другой конец скользкой и трепещущей гадины. Она билась в их руках, как пневматический отбойный молоток. Бальестеросу пришлось приложить все силы, чтобы не выпустить ее. Но это была не змея. Она, скорее, походила на рыбу, что-то вроде мурены, здорового черного угря. Или нет, кошка. Кожа была бархатистая и плотная, имелись и конечности – мускулистые, с костяным валиком по краю.

Они вышли из ванной с этим бьющимся грузом в руках.

– Внутрь круга! – крикнула Ракель.

Они бросили ее на пол, и Бальестерос подумал, что ошибся: то, что он счел толстым хвостом анаконды, было ногами. У чудища были руки и ноги, а не лапы четвероногого, лицо, а не морда хищника, черные растрепанные волосы, а не кошачья шерсть…

Когда он очнулся, доктор измерял ему пульс.

– Как ты себя чувствуешь?

Рульфо, ничего не понимая, молча поднял голову и узнал свою спальню, открытую дверь ванной и на стуле портрет Беатрис с треснувшим стеклом. И тогда он вспомнил все. С одежды течет, она прилипла к коже. Он поднял руки. Они были мокрыми от воды и крови, но он не увидел ни следа порезов на запястьях.