— Я вообще стараюсь много не размышлять. Это лучшее средство, чтобы избавиться от безнадежных мыслей о своем будущем. Когда-нибудь я останусь совсем один, и я страшусь этого дня, думая, что это больше, чем я могу выдержать.

— Мы с Крисом всегда будем с тобой, столько, сколько ты будешь в нас нуждаться и столько долго, сколько мы проживем. Но еще до нашей смерти ты обязательно найдешь себе человека, с кем будешь жить счастливо. Я знаю это.

— Как ты можешь знать это? Я даже не уверен, что мне нужна женщина. Я буду теперь чувствовать себя с женщиной неловко. Я пока только всячески стараюсь заполнить то место в моей жизни, которое занимал балет, но мне это не удалось. И лучшее, что у меня есть в жизни — это мои родители и мои дети.

Я еще раз взглянула в сторону Тони и Барта, как раз в то время, как Барт вскочил и вытащил близнецов из коляски. Вскоре он уже играл с ними на траве. Они, казалось, любили всех окружающих и даже пытались очаровать Джоэла, который никогда не разговаривал с ними, никогда не дотрагивался до них. Был слышен детский смех; дети становились с каждым днем все разговорчивее, все очаровательнее.

Казалось, Барт тоже счастлив играть с детьми. Я отчасти понимала, что Барт, так же, как и Джори, нуждается в любимом человеке. По правде говоря, ему это необходимо даже больше, чем Джори. Потому что Джори, со своей силой воли, найдет себя — с женой или без жены.

Мы сидели, не в силах оторваться от чудесной картины восходящей полной луны, а Тони с Бартом все играли с малышами. Луна лила свой золотой свет. Вдруг невдалеке тоскливо прокричала какая-то птица, и ее одинокий крик заставил меня вздрогнуть.

— Что это? — испуганно спросила я, выпрямившись. — Я никогда раньше не видела такой ночной птицы здесь.

— Это филин, — сказал Джори, посмотрев в направлении ближайшего озера. — Иногда они залетают сюда. Когда-то мы с Мел приезжали на остров Маунт Дезерт и снимали там домик. Там мы часто слышали филинов и полагали, что это очень романтично. Теперь я не понимаю, отчего мы так считали. Здесь этот крик кажется мне зловещим.

Из кустов позади террасы раздался голос Джоэла:

— Говорят, что в филинах обитают пропащие души. Я резко обернулась:

— А что такое пропащая душа, Джоэл? Кротким голосом он проговорил:

— Это души, которые не могут найти себе покоя после того, как покинут тело, Кэтрин. Те, которые носятся между Небом и Преисподней и вечно оглядываются на свою земную жизнь, мучаясь неисполненным. Но, оглянувшись назад, они оказываются в ловушке, пока, наконец, исполнят свое земное предназначение.

Я почувствовала себя будто холодной ночью на кладбище.

— Не пытайся разгадать эту загадку, мама, — сказал с раздражением Джори. — Я бы хотел иногда сказать острое или сальное словцо, повторить те смачные определения, которыми пользуются приятели и ровесники Синди… Вот что любопытно, — добавил Джори, видя, что Джоэл растворился в темноте, — когда я жил в Нью-Йорке и часто раздражался по любому поводу, я свободно пользовался грязным лексиконом. А теперь, вспоминая эти слова, я отчего-то удерживаюсь от их употребления.

Мне не надо было объяснять. Я чувствовала то же самое. Это «что-то» было везде: в самой атмосфере этого места, в чистоте и прозрачности горного воздуха, в близости ночных светил… всюду чувствовалось дыхание Бога. Бога грозного, взыскующего, следящего за тобой пристальным взглядом… Он был всюду.

Они встречались в полумраке. Они целовались в длинных холлах дома Фоксвортов. Они бродили в солнечном цветущем саду, в лунном свете обнимались под тенью деревьев. Они вместе плавали, играли в теннис, рука об руку бродили вдоль озера. Устраивали пикники возле бассейна, возле озера, в лесу; ездили на танцы, в рестораны, в театры, кино.

Они жили в своем собственном мире, а нас для них как бы не существовало. Они не видели никого, кроме друг друга, даже за обеденным столом, взаимно притягиваясь друг к другу взорами. Казалось, они в полной уверенности, что мир создан для них двоих, и никогда не будет иначе. Даже я, несмотря на горечь моих чувств, была захвачена романтикой их чувства. Они были такой красивой, юной, идеально подходящей друг другу парой, и даже цвет их волос был почти одинаков. Я была и счастлива, и несчастна одновременно; и восхищалась ими, и грустила, что опять Барт, а не Джори нашел свою любовь. Мне иногда хотелось предупредить Тони об обманчивости любви Барта, сказать ей, что ему нельзя верить; но затем я смотрела в радостное, счастливое лицо Барта, и мне становилось стыдно разрушать это счастье. Ведь теперь он ни у кого ничего не украл. И мои слова оставались невысказанными. Отчего мне быть ему судьей? Какое право я имела диктовать, кого любить, а кого — нет? Я была для него последней в ряду людей, которые могли советовать.

Барт очень изменился: он стал более уверен в себе; он позабыл свои особо навязчивые привычки, в частности, перестал контролировать всюду чистоту и позволил себе расслабиться, разгуливая в спортивной одежде. В прошлом он представлял себя, видимо, достойным человеком лишь в комплекте с тысячедолларовым костюмом и шелковой рубашкой с шикарным галстуком; теперь он более не заботился о своем имидже, поскольку любовь Тони придала ему самоценность. Можно было утверждать, что впервые в своей жизни Барт твердо стоял на этой земле и наслаждался жизнью.

Он улыбнулся и несколько раз поцеловал меня в щеку:

— Я знаю, что тебя печалит, и о чем бы ты мечтала! Но — мама, это меня она любит, меня! Меня! Тони говорит, что я — чудесный, благородный! Ты понимаешь, как я чувствую себя? Да, Мелоди тоже говорила, что я замечательный и благородный; но мне отравляла всю прелесть наших отношений мысль, что я поступаю дурно с Джори. Теперь все по-другому! Тони никогда не была чьей-то женой или любовницей, хотя у нее, конечно, было много поклонников. Мама, только подумай: я у нее — первый любовник! Я так счастлив от одной мысли, что это меня она ждала всю жизнь! Мама, она во мне видит все то, что ты видишь в Джори!

— Я счастлива за вас, Барт. Я думаю, что все это чудесно.

— Ты вправду счастлива за меня? — Его темные глаза были очень серьезны; он проверял, искренне ли я говорю.

Прежде, чем я смогла ответить, послышался голос Джоэла из-за открытой двери:

— Легковерный дурак! Неужели ты думаешь, что эта нянька любит тебя? Эта женщина любит твои деньги! Все твое благородство — в деньгах. Она влюблена в твой банковский счет, Барт Фоксворт! Неужели ты не замечаешь, как она ходит по дому: глаза надменно полузакрыты, будто она уже хозяйка здесь! Она не любит тебя. Она использует тебя для достижения того, чего желает каждая женщина: денег, власти, а после этого еще и еще денег… Она знает: как только она выйдет за тебя замуж, она станет богатой женщиной, даже если ты с ней разведешься потом!

— Заткнись! — рявкнул Барт, яростно глядя на старика. Ты завидуешь мне, ты злишься, потому что у меня н остается времени на тебя. Это чистейшее чувство в мое жизни, и я не позволю тебе испортить его!