И тут он спиной почувствовал нечто странное, заставившее его отвлечься от урока. За ним кто-то наблюдал. Маркус скользнул глазами по окнам, выходящим во двор, и заметил тень, промелькнувшую в окне верхнего этажа.

– Allez![30] – крикнул мастер Арриго.

Наблюдавший попытался скрыться за портьерой. Маркус вытянул шею, силясь рассмотреть, кто это, и почувствовал легкий укол в плечо, похожий на пчелиный укус. Маркус отмахнулся.

– Туше, мадемуазель Фанни! – захлопал в ладоши Арриго Сант-Анджело.

– Zut![31] Он почти не заметил. – Раздосадованная Фанни вытащила острие рапиры из плеча Маркуса. – Какой смысл в поединке на рапирах, если ты даже не вздрогнул, когда я пронзила твое плечо? Ты портишь все удовольствие от сражения.

– Попробуем еще раз, – собрав остатки терпения, произнес мастер Арриго. – En garde!

Но Маркус уже несся через двор к лестнице в поисках своей жертвы. На верхнем этаже пахло перцем и воском. И никаких следов чужого. Может, он увидел призрака?

Странное чувство, пережитое Маркусом во дворе, не оставляло его и в последующие дни, даже в опере, куда Маркус сопровождал мадам де Жанлис на представление «Колинетты при дворе». Одолжив ее театральный бинокль, Маркус разглядывал зрителей. Оказалось, их тоже больше интересовала публика в партере и ложах, чем новая опера месье Гретри.

– Разумеется, за тобой наблюдают! – воскликнула мадам де Жанлис, когда Маркус посетовал на странное внимание к его персоне; шквал аплодисментов заглушал ее слова. – Ты из семьи де Клермон. Зачем, по-твоему, ходят в оперу? Естественно, чтобы себя показать и на других поглазеть.

Прожив столько лет под тиранической властью Обадии, Маркус предельно развил инстинкт самосохранения. Превращение в вампира еще больше обострило его чувства. Ему бы очень хотелось поговорить с бабушкой о странном покалывании во всем теле. Оно захлестывало Маркуса на рынке, где они с Шарлем выбирали водоплавающую дичь, решая, чья кровь вкуснее. В другой раз покалывание охватило его вблизи больницы Отель-Дьё, однако заглядывать внутрь Маркус не отважился, боясь, что запах крови сведет его с ума, а потом – в книжном магазине, где он листал газеты, дожидаясь, когда Фанни купит новый роман или экземпляр «Трудов Лондонского королевского общества».

– Наверное, музыка чрезмерно возбуждающе действует на столь юного вампира, – рассуждала мадам де Жанлис наутро после их второго похода в оперу.

Разговор происходил в гостиной Фанни. Мадам де Жанлис сидела в кресле, поставив ноги на мягкую скамеечку, и наслаждалась горячим шоколадом. Вчера Маркус особенно остро почувствовал, что за ним следят. Оставаться в театре он не мог, и они уехали после первого акта.

– Чепуха! – возразила Фанни. – Я уже через семь часов после превращения была на поле битвы, с топором в руке. Если угодно, это было крещением кровью и огнем.

Маркус подался вперед. Ему очень хотелось услышать историю Фанни. Это было гораздо интереснее, чем отправляться в библиотеку и снова спрягать латинские глаголы, выполняя очередное задание мадам де Жанлис.

Возможно, Фанни и рассказала бы свою историю, однако в гостиной появился побледневший Ульф. В руках он держал серебряный поднос, на котором лежало письмо. Ульф положил письмо так, что красно-черная восковая печать оказалась наверху. В воск была вдавлена серебряная, порядком истертая монетка.

– Merde![32] – пробормотала Фанни, беря письмо.

– Письмо не для вас, мадемуазель Фанни, – загробным голосом прошептал Ульф, и его лицо стало еще мрачнее. – Оно для Le Bébé. – Ульф подошел к Маркусу.

– Положи в карман, – сказала Фанни.

– Но я не знаю, чтó там написано, – возразил Маркус, разглядывая адрес, написанный твердым, разборчивым почерком: «Месье Маркусу, американцу, успевшему побывать в Отель-Дьё и магазине месье Невё, ныне живущему в доме мадемуазель де Клермон, читателю газет и ученику синьора Арриго».

Кем бы ни был автор письма, он достаточно знал о занятиях Маркуса, в том числе и о повторяющихся изо дня в день.

– Зато я знаю, – вздохнула Фанни. – Там всего одна строчка: «Приезжай ко мне немедленно».

– Мы же знали, ma cherie[33], что рано или поздно это непременно случится, – сказала мадам де Жанлис, пытаясь утешить подругу.

Маркус сломал печать. Монетка выскользнула из воскового ложа и упала бы на пол, но Фанни ловко поймала ее и положила на стол рядом с Маркусом.

– Не потеряй. Он потребует свою монету назад, – предупредила Фанни.

– Кто потребует? – спросил Маркус, разворачивая письмо.

Как Фанни и предполагала, там оказалась всего одна строчка, требующая немедленно приехать.

– Мой отец. – Фанни встала. – Собирайся, Маркус. Мы поедем в Отёй. Настало время познакомиться с твоим farfar[34].

Глухие к протестам Маркуса, Фанни и мадам де Жанлис усадили его в карету. Она имела более совершенные рессоры, чем та, которая привезла его из Бордо в Париж, но ухабистые городские улицы не способствовали плавной езде. Когда выехали за пределы города, свернув в западном направлении, дорога стала еще хуже: обычный проселок с глубокими колеями. Маркус знал: если эта тряска и качка не прекратятся, его начнет выворачивать на каждом шагу. За все время плавания через Атлантику он лишь слегка испытал на себе действие морской болезни. Но кареты были для него настоящей погибелью.

– Прошу вас, выпустите меня из кареты, и я дальше пойду пешком, – умолял Маркус.

Ему казалось, что цвет лица у него сейчас такой же, как у шерстяной охотничьей куртки, найденной в шкафу одной из верхних комнат дома Фанни. Куртка принадлежала какому-то любовнику Фанни. Узнав, что она вампир, тот спешно ретировался среди ночи, бросив одежду. Маркусу куртка сильно жала в плечах да и рукава были слишком длинные, отчего он чувствовал себя в ней не слишком-то уютно. Что ж, сам виноват. Единственный камзол, сшитый на заказ, после визита Маркуса в Отель-Дьё годился только на тряпки. Пришлось довольствоваться одеждой с чужого плеча.

– Ты еще слишком мал. Да и яркий дневной свет подействует на тебя не лучшим образом, – ответила Фанни; перья на ее шляпе вздрагивали в такт движениям кареты. – Быстро ходить ты пока не научился. Идти туда обычным человеческим шагом очень долго, а Far не любит, когда его заставляют ждать.

– И потом, вдруг тебе по пути встретится девушка или корова и ты неожиданно почувствуешь приступ голода? – добавила мадам де Жанлис.