Вокруг неё стоял высокий лиственный лес. Кое-где в его дубравах ясно просвечивали серо-голубые дали, говорившие о том, что совсем недалеко отсюда располагалась граница леса, однако тень продолжала упорно следовать своей цели. День за днём она незримо продвигалась вдоль этих границ, выискивая среди их пологих склонов малозаметные отметки и отступая в его мрачные чащобы лишь тогда, когда на землю опускалась ночь. И хотя подступившие холода, принёсшие с собой лишь мрак да промозглый ветер с дождём, очень сильно усложнили ей работу, движения тени оставались неумолимо аккуратными и точными. Где-то среди промокших кустов и поваленных деревьев здешнего леса лежала одинокая тропа, протоптанная теми, кто не слишком заботился об укрытии, и ради её поисков тень могла пожертвовать очень многим, ибо отныне в её сердце жила лишь месть, а каждая секунда её существования была наполнена почти звериными инстинктами, не оставлявшими этим людям ни одного шанса на спасение. С этого момента и до момента их неумолимой казни на её пути стояло только одно лишь время, отделявшее давно остывший след от расстояния полёта её самой смертоносной стрелы.

В грязных казематах такого культурного места, как государственная Королевская школа магии, было до чёртиков неуютно. С их заплесневелых, склизких стен свисали отвратительные нити паутины, а света здесь было так же мало, как и чистого воздуха. Никто и подумать не мог о том, что подобное место до сих пор существовало, ведь одно его присутствие навсегда бросало тень на репутацию всей школы, а может быть даже и области, в которой она находилась, но всё же именно это место как нельзя лучше могло описать сейчас то положение, в котором оказался его единственный узник.

Бросив мрачный взгляд на свою грязную форму, насквозь пропахшую его же собственным потом, Фернард поморщился и быстро отвернулся. Никогда прежде он не оказывался в столь унизительном положении! Вынужденный испражняться в старое ведро, он из последних сил терпел невыносимую вонь, исходившую от того места, где оно стояло, и вот уже четвертый день мог довольствоваться лишь жалкими объедками, которые казались ему совершенно безвкусными и грубыми. Путешествуя по Сентусу, он не всегда мог позволить себе дорогие таверны или приличные современные хотэли для отдыха, однако королевская казна довольно часто предоставляла для своих служащих вполне достойные условия, и очень скоро Фернард просто привык к ним, позабыв о той маленькой, убогой комнатушке, в которой он жил вместе со всей своей семьёй в Кальстерге. Но с недавних пор каждый свой новый день он начинал с того, что поносил всеми нечестивыми словами, какие только мог вспомнить, одного единственного человека, которого винил во всех своих невзгодах. Даже сейчас, косясь на одинокую лампу, горевшую на столе его тюремщиков, он не мог не предаваться ностальгии о том, как же хорошо ему жилось раньше… До того момента, пока он не взялся за самое злополучное задание в его жизни и не встретил этого отвратительного, дурно пахнущего и невозможно вздорного дикаря! Этого Гортера Устена!

– Пошли уже! – пробурчал чей-то угрюмый хрип с верхних ступеней каземата.

С безразличным взором Фернард повернулся в ту сторону и вскоре заметил, как по винтовой лестнице спускался один из его тюремщиков. Это был один из капитанов добровольной стражи, вызванный из отделения ближайшего города. Его круглое лицо обременяли жёсткие усы, а всё его круглое тело обременял огромный бурдюк лишнего веса, что в первые часы заключения даже немного смешило Фернарда.

– Что, отпускают? – отозвался на голос капитана вопрос его куда более худощавого товарища. Этот голос принадлежал второму тюремщику королевского адъютанта. Оба они часто менялись местами на своём посту, но около получаса назад их двоих вызвали наверх, и толстый капитан отставил Фернарда на попечение третьего стражника, которого отправили следить за заключённым с необычной поспешностью.

– Не-е, просят привести на допрос.

– Капитан? – донёсся со стороны поста голос третьего стражника и повис в воздухе.

– Чё «капитан»?! Заключённый на месте? – Тогда пшёл с дороги! Не до тебя сейчас! – проревел ему в ответ властный возглас усатого толстяка, заставив его подчинённого выпрямиться по стойке смирно и отстраниться в сторону.

Услыхав их незатейливую перебранку, Фернард быстро сложил в уме два и два и, подскочив с ног, рванул к решётке.

– Капитан? О, господин Ванберг! Пожалуйста: что происходит? Меня наконец отпустят? – взмолился он в обычной для городского жителя манере, наблюдая за тем, как толстяк поспешно вышагивал к его камере, но лицо капитана оставалось непреклонным.

– Заткни свой рот, адъетантик, – поёрничал тот в ответ Фернарду и нервно закопался пухлой рукой среди свой богатой поясной мошны.

– Но, капитан, я здесь уже целых четыре дня, это невыносимо, капитан! – продолжал скулить Фернард, пытаясь выудить из своего главного тюремщика хоть какие-то подробности, на что капитан лишь неуклюже размахнулся и, врезав пухлой рукой по его ржавой решётке, раздражённо прохрипел:

– Заткнись, сказал, падла!.. Чёрт! Где же эти поганые ключи?.. А, вот, нашёл.

Сняв с пояса свои ключи, толстяк живо вогнал их в проржавевший замок, висевший на двери адъютантской камеры и, провернув всю связку, с невыносимым грохотом, отворил скрипучую дверь.

– Выходь…– спокойно, но явно настойчиво процедил капитан.

Повинуясь его приказу, Фернард с большим облегчением шагнул за пределы камеры и тут же оказался в руках своего второго тюремщика, который уже поджидал его с раскрытыми кандалами в руках. Понурым движением адъютант повернулся к нему спиной и завёл за спину свои грязные ладони, позволив молчаливому стражнику быстро застегнуть их на его запястьях. Пока стражник делал это, Фернард успел отчётливо разглядеть себя в свете керосиновой лампы, горевшей на столе у капитана. Его форма, за чистотой которой он всегда очень пристально следил, теперь была не похожа сама на себя. Грязные пятна от стен и пола его камеры навсегда въелись в её растянувшуюся ткань, а по брюкам адъютанта уже нельзя было понять, кому они когда-то принадлежали, так как по своему виду и запаху они скорее напоминали брюки бездомного. Для Фернарда это был настоящий кошмар.

– Куда меня ведут?.. – безнадёжно проговорил адъютант, опустив глаза к полу.

– Щас узнаешь…– подал голос молчаливый стражник и толкнул его вперёд. – Иди давай.

– Заткни пасть, Метт, я его поведу! – гаркнул на своего товарища Ванберг и взялся за кандалы Фернарда сам, отчего тот сразу же почувствовал в своих руках сковывающее неудобство.

– Пшёл, – шикнул толстяк.

– А нельзя ли меня сначала, м-м… переодеть как-то?.. – осторожно поинтересовался у него адъютант, но тут же ощутил звенящую боль от хорошего шлепка, которым капитан щедро наградил его затылок.

– Ты мне поговори тут ещё! Двигай вперёд, пока я тебя по рёбрам не отделал! – раздался за его спиной наглый хриповатый голос Ванберга.

С понурым видом Фернард зашагал по каменному полу коридора, пока не оказался у винтовой лестницы, возле которой его стражи разделились, встав сзади и спереди от него, словно конвой. Поднимаясь по лестнице, адъютант чувствовал страх. Ему предстояло снова увидеть дневной свет и разрушенные стены замка, а, возможно, и предстать перед всеми своими знакомыми, находясь в таком позорном состоянии, что само по себе дико смущало Фернарда, постоянно заставляя его ощущать не пропадающее облако стыда, висевшее над его головой.