— Где ребенок? — прорычала я спешащей за мной директрисе.

Она лишь рукой взмахнула, указывая на комнату с открытой дверью. Я подошла ближе, и на миг замерла. Мне нужно немного отдышаться. Не хотела пугать ребенка, который и так слишком напуган и… Господи, страшно представить, что малыш испытывал все это время.

— Надеюсь, с малышом работал детский психолог?

— Зачем?

Я резко посмотрела на эту глупую женщину, и сделала глубокий вдох, а затем выдох. Чего я жду от этой дуры? Чего я жду?

Набравшись смелости, я вошла в комнату, медленно, тихо, чтобы Гордей видел, что я пришла с миром, с добром к нему. Я беглым взглядом осмотрела комнату, которая кроме отвращения больше ничего не вызывала. Старые кровати с застиранной постелью, облезлый линолеум, советские шторы, и старые деревянные окна. Все это выглядело жутко и жалко. Но больше всего меня волновал малыш, сидящий на грязном полу за крайней кроватью в углу.

Душа горела огнем. Маленький, крошечный такой, и напуганный.

Наш Гордейка. Наш малыш, со взглядом испуганного звереныша.

Я крепко сжала кулаки, ногтями впиваясь в кожу, и стараясь как можно больше принести себе физической боли. Мне хотелось, чтобы она перекрыла душевную. Невозможно без слез смотреть на некогда счастливого мальчика, который обрел второго родителя, а теперь…

Я рухнула перед ним на колени и заплакала.

Безмолвно смотрела в глаза когда-то счастливого ребенка, и ощущала как по моим щекам катятся слезы. В горле стоял комы, и я никак не могла найти в себе сил, чтобы заговорить с ним.

Маленький комочек прижал к груди колени, кусал губу и просто смотрел. Словно изучал меня, или пытался понять являюсь ли я для него угрозой.

Я хотела забрать его в объятия, хотела и боялась. Страшно было пошевелиться, потому что боялась спугнуть. Ему больно и сложно, ему страшно. Понятия не имею как все это время он себя вел, но что-то подсказывало мне, что после той трагедии он стал загнанным зверьком. Тогда, на его глазах…

Слезы новым потоком хлынули из моих глаз. Теперь я тоже кусала губу, и так перенервничала, что меня начало всю трясти. Но я готова была провести здесь столько времени, сколько понадобится. Понимала, что возможно без психолога нам не увезти отсюда Гордея. Но мне плевать на директора и ее прихлебателей. Я не брошу здесь ребенка, я буду с ним до конца.

Неожиданно для меня Гордей медленно поднялся с пола, и сделав шаг ко мне, коснулся лица. Он принялся вытирать мои слезы, а я вместо того, чтобы перестать плакать, едва не заревела. Он меня жалеет? Меня, взрослую тетку жалеет этот маленький кроха? Разве я не дура.

Облизнув губы, я осторожно подняла руки, и больше не имея сил сдерживаться, прижала к себе ребенка. И вот тут я зарыдала, почувствовав его тепло.

— Я люблю тебя, Гордеюшка. Люблю. И забираю с собой, милый наш мальчик.

Я гладила его спину, ручки, голову, гладила так, словно исследовала на раны или ушибы. Просто должна была убедиться, что хотя бы физически он не пострадал.

— Ты же помнишь меня, Гордейка? Помнишь? Я тетя Мари. Твоя тетя.

— Сиротыш не разговаривает. Как привезли, так и молчит.

Я подхватила Гордея на руки, продолжая прижимать к себе, и дарить ему свое тепло. Обернулась к Велене, и смотря ей в глаза, сквозь зубы прошипела:

— Еще одно гадкое слово, и я лично выдеру тебе патлы.

У выхода из комнаты стоял Гриша с Тимом. Они пропустили меня вперед, а сами остались дежурить у двери, тем самым, не позволяя директрисе сбежать.

— Иди в ее кабинет. Сейчас прокуратура приедет, — сообщил Гриша, на что я кивнула и понесла ребенка подальше от того, что здесь сейчас будет происходить.

Увозить малыша без разрешения я не собиралась, но хотела хотя бы оградить его от очередного стресса. Благо и другие дети находились на прогулке на улице. Им ни к чему присутствовать при всем этом.

— Не бойся меня, Гордейка. Я не обижу. Теперь ты будешь всегда с нами. Со мной. Не бойся, мы тебя защитим.

Глава 41

Разрешение забрать ребенка домой мы ждали очень долго. И уже в девятом часу вечера заехали во двор полностью вымотанные эмоционально, и уставшие физически.

Гриша уехал в город. А мы с Тимом привезли Гордейку в дом, где он хоть не долго, но жил с родителями. Мне казалось, что знакомая обстановка должна повлиять на него положительно. К тому же… дома находилась бабушка.

Да, малыш не разговаривал с нами, но я видела в его глазах надежду, проблеск счастья от того, что мы его не бросили. Мы бы не посмели, не для того искали, чтобы снова оставить. И теперь, когда Гордейка снова с нами, в своей семье, мы сделаем все, чтобы он снова заговорил. Путь будет не легкий, но мы не имеем права сдаваться.

— Милый, ты помнишь этот дом?

Гордей лишь крепче прижался ко мне, своими маленькими ручками обвив мою шею. Я погладила его по спине, и бросила взгляд на мужа. Тим поцеловал меня в висок в знак поддержки.

Я боялась представить, насколько сложно нам придется дальше. Я не знала, что нужно сделать, чтобы Гордей с нами заговорил. И очень сомневаюсь, что нам поможет один психолог.

Медленно поднялась по ступенькам. Шах открыл для нас двери, и мы вошли в дом. Там по-прежнему было тихо и пусто… Только в дальней комнате на первом этаже в ожидании своих родных, в ожидании дочери, сидит у окна в темноте тетя Вика. Как бы я не пыталась вывести ее на прогулку на улицу, все было безрезультатно. Она даже ела с трудом. Говорила, что даже крошка в горло не лезет.

Бедная женщина. Она, по сути, второй раз лишилась дочери, она лишилась любимого зятя и внука. Тетя Вика молча ждала у окна, постоянно надеясь на чудо. Собственно, мы тоже ждали. Только вот ни я, ни Шах не имели права опускать руки. Во-первых, у нас с ним двое детей, а во-вторых, мы обязаны помочь Захару. И слава Богу, что мы нашли нашего Гордейку.

— Мари, я Захару попробую дозвониться, — сообщил муж, на что я кивнула, и с племяшкой присела на диван.

— Сейчас мы переоденемся, и я покормлю тебя чем-нибудь вкусным. А хочешь, хочешь наша бабушка поделится с нами рецептом, и я приготовлю мафины? Ты любишь мафины, правда?

Я принялась снимать с Гордея кофточку,