Босая прошлась по комнате, осторожно разминая шею. Все тело болело от того, что я постоянно лежу и практически не двигаюсь. Для меня это оказалось сложно.

Все свое время я старалась проводить активно. То на работу, то в магазины за продуктами, за ребенком в сад и обратно. Мы часто гуляли с ним в сквере у дома. Да даже с появлением Захара в нашей жизни я всегда была активной. А теперь…

Теперь я понятия не имела как там мои родные. Все ли с ними хорошо, и знает ли Захар что меня похитили.

Как же я за ними скучаю.

Руками прикрыла лицо, ощущая, что из глаз снова покатились слезы.

Не знаю сколько еще так продержусь, но мне нечего сказать Градову на счет денег. Я понятия не имею откуда он вообще взял такую нелепую информацию.

Деньги, деньги, деньги! Проклятые деньги во всем виноваты!

Ненавижу! Я же и память тогда потеряла из-за этих же денег. Семью тогда потеряла на долгие годы.

Где же мне их взять только бы отстали от меня!

Хотелось закричать, зарычать как раненый зверь, чтобы хоть кто-то меня услышал. Помог, сказал, где эти деньги. Сама я не вспомню, потому что нечего вспоминать… нет у меня денег. Я даже не знаю о какой сумме идет речь.

Повернувшись к стене, уперлась в нее локтями, и лбом уткнулась в ладони.

Что же мне делать. Как выбраться отсюда. То, что Градов не поверит мне, я уже поняла. Хоть убейся я должна знать где деньги. А я не знаю. Их нет. И единственный кто мне может помочь это муж.

Господи, как же все это сложно, и страшно.

Вздрогнула, услышав скрип задвижки, исходящий от двери. Несколько секунд шуршания и чьего-то злого рыка. Дверь открылась, и увидев меня в комнату влетел Гордей.

— Сыночек, — я рухнула на колени и сразу же сгребла его в объятия. Мой родной мальчик, мой любимый.

Этот запах, Господи, запах моего ребенка.

— Мамочка.

— Пусть посидит с тобой. Через час поедем на приговор, — буркнул Гринич и захлопнул дверь с другой стороны.

— Маленький мой, как же ты оказался здесь. Гордеюшка, — мое сердце разрывалось на части. Я понятия не имела что происходит, где Захар и мама. Почему мой сын оказался в заточении, как и я.

— С бабуськой гуляли.

— Где бабушка, милый? Где она?

— Не наю. Меня тот дядя заблал.

— Дядя забрал? А где вы гуляли, милый?

Он пожал плечами, а я громко вздохнула от отчаяния, и снова прижала малыша к своей груди.

Понимала, что от ребенка много не узнать. Был бы он постарше.

Резко отстранилась и осмотрела малыша на возможные ушибы или раны. Но слава Богу, с ним все было хорошо.

— Тебя не обидели, Гордей?

— Нет. Не обидиви.

Следующий час я просто не могла отлипнуть от сына. Постоянно его обнимала, целовала, поглаживала спинку. Не могла отпустить от себя. Не хотела. Было огромное желание — чувствовать его, и вдыхать запах. Я должна знать, что с моим ребенком все хорошо. Пусть лучше меня на куски режут, а его чтобы даже пальцем не тронули. Не позволю.

Через время услышала, как начало урчать у него в животе, и от этого душу пронзала дикая режущая боль. Я каждый раз зажмуривалась, и кусала губу, чтобы не расплакаться. Понимала ничем не могу помочь. Сама готова была упасть в обморок от голода, но сын…

Нет, я не могла сидеть сложа руки.

— Милый, посиди здесь.

Поцеловала его в лоб, и поднявшись прошла к двери.

— Откройте! — закричала я, стуча по железному покрытию. — Откройте немедленно! Откройте!

За дверью послышался шорох, скрип, и она открылась.

— Ты че шумишь, коза?

— Виктор, не будь сволочью, покорми ребенка!

Он резко схватил меня за подбородок, и прижав спиной к стене, угрожающе навис надо мной.

— Закрой рот, шмара, иначе я его тебе сам заткну, и не посмотрю на запрет Градова. Пошла села к своему сосунку и жди приговора.

— Ты же не совсем конченый, покорми малыша. Он голоден.

— Вам все равно не долго осталось, зачем тратить еду? — хмыкнул он, поглаживая мое лицо своей клешней.

— Будь ты проклят, ублюдок! — прошипела я, за что получила очередную звонкую пощечину.

Гринич оторвал меня от стены и швырнул на пол, следом за собой закрывая двери.

— Мамочка, — прошептал малыш, подбегая ко мне.

Я сморщилась от боли, хватаясь за плечо и локоть.

— Мамочка.

— Все хорошо, сынок. Все хорошо, милый.

— Люблю маму.

— И я тебя люблю, милый. Очень-очень люблю. Ты дороже всех на свете.

Совсем скоро к нам в комнату пришел Градов с ублюдком Витей и еще одним мужиком.

Дмитрий осмотрел нас с превосходством в глазах, и кивнув, вышел.

Я снова схватила Гордея на руки, но Виктор вырвал его из моих объятий, а сын расплакался.

— Мамочка.

— Я здесь, я рядом, сыночек.

— Пошла вперед!

Нас как под конвоем вывели на улицу. Я то и дело смотрела на Гордея переживая, чтобы ему не навредили. Он всхлипывал, а Гринич постоянно нервно тряс ребенка. В эти моменты я готова была разорвать тварь на мелкие кусочки. Он гадкое чмо, посмевшее трогать моего сына.

Ненавижу, презираю это ничтожество.

— Если ты еще раз его потрясешь так, я клянусь, подействует не только мое проклятие. Но я с того света приду и уничтожу тебя.

— Заткнись уже…

— У меня бабка была ведьмой, я кое-что умею. Могу даже твое будущее предсказать. Хочешь?

— Повесели, — хмыкнул он, останавливаясь у машины. Я огляделась, но слова сказать не успела, когда услышала его голос: — даже не думай о побеге. Сразу пристрелю, обоих.

— Мой приговор тебе — ты сгниешь в овраге.

— Хорошо. Теперь шевели булками, запрыгивай в машину.

Я таки отобрала у него сына и вместе с ним забралась на заднее сидение черного внедорожника.

Не знаю, куда мы ехали. Боялась я только за Гордея. Он был важен для меня как никто другой. В эту минуту, в эти длинные полчаса пока мы ехали в неизвестном направлении у меня перед глазами пролетело все детство малыша. Я продолжала носом утыкаться в его макушку, и прикрыв глаза тихо рыдала. Мое сокровище, мое маленькое тельце, мое самое большое счастье.

Если есть Бог, я прошу его уберечь моего ребенка. На себя плевать, пусть только малыш живет. Пусть ему ничто, и никто не навредит. Он же только жить начал, он ни в чем не виноват.

Оставшийся путь я молила Бога за сына.

А когда