– Я не могу санкционировать его арест, – упрямо сказал фон Виттернауф.

– В таком случае я считаю свое дело свершенным, – произнес кавалер. – А вас, барон, прошу оплатить пятидневный марш людей ротмистра из Ланна в Хоккенхайм и обратно.

– Вы не понимаете! – заговорил барон. – Бургомистр – близкий друг обер-прокурора. У них общие дела, много общих дел. Он зарабатывает обер-прокурору деньги, понимаете? Обер-прокурор просто закроет дело, если в нем будет фигурировать его дружок.

– Не закроет, – спокойно отвечал кавалер. – Не закроет, если дело будет вести Святой трибунал.

– Что? – Барон вскочил так резво, что тяжелый стул отъехал. – Никаких попов, вы слышите, – он стал размахивать руками, – никаких попов!

– Сядьте, барон, сядьте, – все так же спокойно продолжал Волков, – я уже отписал святым отцам. Не знаю, какое они примут решение, но они уже получили письмо, я жду ответа.

– Какого дьявола вы творите? – кричал барон.

– Я рыцарь божий, я дьявола не творю, я его ищу. Сядьте вы наконец. Эй, человек, – он окликнул слугу, что принес жаркое, – придвинь барону стул.

Расторопный слуга тут же выполнил его просьбу, барон сел. А Волков продолжал:

– Сдается мне, что вещица, которую мы ищем, может стоить вам головы. Или должности, по крайней мере. Или опалы. Попы приедут или нет, но вещицу вам нужно сыскать, а мне нужно сжечь это осиное гнездо. У нас общие цели, барон. Так что к черту вашего обер-прокурора.

– К черту? Я бы рад слать его к черту, да вот только он родственник герцога, близкий родственник. Он его дядя. И вещица, как вы изволили выразиться, грозит не мне опалой, а всему герцогству большой войной. А у герцога нет денег, совсем нет, только долги. Мы двенадцать лет воевали, нам уже достаточно.

Ротмистр Карл Брюнхвальд сидел с кислой миной, игрался то вилкой, то красивым стаканом. Он и рад бы всего этого не слышать и быть вообще не тут, но был тут и все слышал, оттого старый вояка вздыхал тяжело.

– Ну так давайте начнем дело, раз война вам не по карману, и попробуем сыскать эту важную вещь. Но поймите, пока те люди, что я вам перечислил, на свободе, найти ее будет непросто, – говорил кавалер. – Решайтесь, барон.

Барон был мрачен, видно, совсем не хотелось ему ссориться с дядей герцога.

– Обещайте, что попы, когда начнут инквизицию, ничего не узнают о нашем деле, – произнес он, глядя на Волкова.

– Приложу все силы, – отвечал тот.

– Хорошо, – нехотя произнес фон Виттернауф, – берите всех, кого считаете нужным.

– Вот и прекрасно, начнем сегодня же, – оживился кавалер. – Ротмистр, ваши люди готовы?

– Все готовы, кавалер, – заверил Брюнхвальд.

– Давайте уже есть, – барон как-то сник даже, будто готовился к несладкой участи, – с вечера ничего не ел.

– Давайте, кухня здесь прекрасная, – изображал из себя радушного хозяина Волков. – И вино как на юге.

Он не скрывал радости, очень уж хотел кавалер разворошить этот гнилой и жирный город.

Сыча за стол не позвали, он стоял рядом, но вина ему налили. Держа стакан в руке и осознавая всю важность момента, Фриц Ламме говорил, и делал это обдуманно и толково:

– Бургомистра брать днем нельзя, сразу шум по городу пойдет, идти за ним надо под утро. И тихо. Сразу вести в холодный дом. И тут же брать командира городской стражи. Стражникам и сержантам сказать, что теперь они подчиняются нам, а тех, кто не согласится, сразу в подвалы. Хорошо бы, – он покосился на барона, – если бы кто-то важный с утра в магистрат поехал и там объяснил депутатам и главам гильдий, что в городе происходит.

– Наверное, надо объявить, что это начался розыск по делам Святого трибунала, – добавил Волков, – так желающих бузить поменьше будет.

Барон знал, что это все ему говорится, но не отреагировал никак, ел пирог с голубями лениво, смотрел на Сыча. А тот продолжал:

– Потом Рутт брать, она в нашем деле главная теперь после смерти Вильмы. После старуху из приюта и ее подручную Анхен.

– Откуда вы взяли этого головореза? – спросил барон у кавалера.

– Прибился как-то, – отвечал тот. – Подлец и шельма, но полезен как никто другой.

Сыч, довольный такой лестной характеристикой, продолжал:

– А на дорогах, на выездах, их у нас тут три, нужно будет заставы нашими людьми укрепить с сержантами. Местная стража куплена-перекуплена, никого ловить не станут, только мзду с воров да ведьм будут брать и выпускать их. И главное – Рябую Рутт не упустить. На каждой заставе пару конных выставить, веревки хорошие достать – людишек вязать. Телеги и место в холодном доме подготовить – думаю, народа брать придется много.

Барон морщился от слов Сыча, как будто тот ему зубы рвал. Но он понимал, что все, о чем говорит этот крепкий мужик, – все по делу, все верно.

– Ладно, – барон махнул рукой. – Герцог с меня голову снимет, да делать нечего, делайте, как ваш головорез говорит. Встряхните этот город. – Он встал и погрозил Волкову пальцем: – Но найдите мне то, что нужно.

И, не прощаясь, пошел в свои покои, которые снял тут же.

– Слышали? – спросил кавалер. – Карл, покупайте лошадей и телеги, веревки купите, распределите сержантов по выездам, но никуда их до ночи не ставьте. Вы станете на выездах, мне дадите десять человек, бургомистра и лейтенанта, в стражу буду сам брать.

– Да, кавалер, – кивнул Брюнхвальд.

– А ты, Фриц Ламме, – он редко называл Сыча по имени, – не упусти мне Рутт. Не знаю, как ты ее выслеживать будешь, но доставь ее.

– Возьму коня, экселенц, и буду с ней рядом все время.

Волков рукой отломил большой кусок жаркого и протянул его Сычу:

– Иди поешь как следует.

Сыч любил хорошую еду, он был благодарен.

Глава 31

Переполох в доме начался задолго до рассвета. Множество слуг, жена с заспанными детьми, рыдающие домочадцы и приживалы создавали хаос. Выли, суетились, зажигали все огни. Солдаты Брюнхвальда, никогда не бывавшие в таких богатых и огромных домах, дивились всему, что видели. И коврам, и посуде серебряной, и свечам, что без счету жгут слуги.

А еще слуги таскали вещи так, словно господин переезжает куда-то.

– А дозволено ли мне будет взять посуду? – со взглядом бараньего смирения перед злой судьбой говорил господин фон Гевен, всесильный бургомистр города Хоккенхайм.

– Позже, говорю же вам, позже вам привезут, – Волков пытался быть суровым, но в покоях рыдала жена бургомистра, а его дети с ужасом смотрели на кавалера, и он говорил даже сострадательно, – берите теплую одежду