Она закрыла за собой дверь, но про себя прошептала молитву, чтобы ее собственные слова оказались правдой.

Энн стояла у зеркала, тревожно вглядываясь в свое отражение и стараясь уверить себя, что вторжение надменной красавицы ее нисколько не беспокоит. Новое платье изумрудно-зеленого атласа облегало ее стройную фигуру, как вторая кожа. Волосы она успела вымыть еще раньше, и теперь они отливали золотом, свободно спускаясь по спине. Энн не стала делать никакой прически, только перевязала волосы черной бархатной ленточкой. Это был, конечно, не самый модный стиль, но Фрэнсис не раз говорил ей, что ему так больше нравится. Она от души надеялась, что утром он вернулся домой, как обещал.

Бросив последний взгляд в серебристое стекло для пущей уверенности, Энн поспешила в кабинет хозяина дома. Когда она открыла дверь, Фрэнсис поднялся ей навстречу. Улыбка осветила его смуглое лицо.

– Я только что получил добрые вести, милая. Священник должен быть здесь завтра к полудню… Ты не откажешься стать леди Маклин прямо завтра?

Она удивленно заморгала. Неужели завтра будет день ее свадьбы?!

– О, Фрэнсис, это было бы замечательно! – воскликнула она, бросившись ему на шею.

Когда его руки обвились вокруг нее, а губы коснулись ее волос, Энн почувствовала несказанное облегчение. Ей нечего опасаться Элизабет. Глупо было хоть на мгновение принимать ее слова близко к сердцу.

– Мне хотелось бы только дождаться приезда Дженет и Макдоннеллов, – сказала она, слегка отстранившись. – Думаешь, они успеют приехать вовремя?

– Надеюсь, милая, но ждать мы не можем. Мне стало известно, что вчера после полудня Гленкеннон и его люди выступили из Рэнли.

Энн вздрогнула. Эти слова мгновенно разрушили ее счастье и спокойствие.

– Так, значит, он все-таки идет сюда…

– Ты же знала, что этот день наступит, милая, – негромко напомнил Фрэнсис. – Эта война назревала последние двадцать лет. Не надо бояться, любовь моя. Мы к ней готовы. Я твердо уверен в одном: завтра ты станешь моей женой, – добавил он, ласково коснувшись ее щеки. – А потом… как бог даст. Я уже позаботился о том, чтобы ты не пострадала при любом исходе.

Энн уставилась на него в ужасе.

– Фрэнсис, не смей даже думать о том, чтобы меня отослать! Гнев Гленкеннона покажется тебе детской шуткой по сравнению с моим, если ты попытаешься проделать нечто подобное тому, что было прошлой весной!

– Я не стану тебя отсылать, – ответил он, снова обнимая ее. – У меня нет жизни отдельно от тебя.

Их губы слились в долгом поцелуе.

Потом Фрэнсис поднял голову и взглядом попытался ее ободрить.

– Не надо бояться, милая. У Гленкеннона нет ни единого шанса, против него поднялось все Шотландское нагорье. Он уже проиграл, Энн. Сам он еще этого не знает, но он проиграл! А теперь нам пора идти. Я вижу, на тебе новое платье… Надо будет держать тебя подальше от Робби сегодня за обедом: Макферсон всегда питал слабость к зеленому цвету.

Он взял ее под руку, и они вместе спустились по лестнице в переполненный гостями зал. Усадив ее рядом с собой за хозяйским столом, Фрэнсис кивнул ждущим распоряжений слугам, и они начали подавать обед. Все разговоры за столом вращались вокруг наступления английской армии, а когда обед закончился, Фрэнсис подхватил Энн под локоть и заставил ее встать рядом с собой.

– Сегодня утром мне сообщили, что священник по имени Лайонел Дортон будет здесь к завтрашнему дню. Поскольку никому из вас, – тут он пристально взглянул прямо в глаза Робби Макферсону, – так и не удалось убедить мою невесту в том, что брак со мной – это безумие, все вы приглашаетесь на нашу свадьбу.

Эти слова были встречены взрывом поздравлений, тревога, владевшая всеми еще минуту назад, сразу забылась, а Фрэнсис именно этого и добивался. Час спустя он проводил Энн наверх, но она была так встревожена известием о наступлении Гленкеннона, что и думать не могла о сне.

– Не могли бы мы сегодня вечером совершить прогулку? – робко попросила она.

Фрэнсис негромко рассмеялся.

– Тебя прельщает перспектива проталкиваться сквозь толпу полудиких горцев? Нет, милая, о прогулке на берег сегодня не может быть и речи. Хотя, если память мне не изменяет, прошлой весной я действительно обещал тебе еще одну прогулку по берегу…

Энн улыбнулась, вспоминая, как они лежали обнявшись на теплом песке. Ей навсегда запомнилось обнаженное тело Фрэнсиса на фоне волн, белой пеной разбивающихся о берег.

– Это обещание я заставлю тебя сдержать!

Фрэнсис подошел к столику в углу и налил им обоим вина.

– За нашу свадьбу! – торжественно провозгласил он, протягивая ей один из бокалов. – И за наше общее будущее, милая.

Энн кивнула, задумавшись над его словами. Фрэнсис ничем не отличался от любого другого человека. Лишь острый ум и мастерское владение мечом позволяли ему одерживать победы над врагами. Никакое волшебство его не защищало; подлое предательство или простой численный перевес могли привести его к гибели. Возможно, часы их счастья уже сочтены… а она напрасно тратит даром драгоценные минуты?

Энн взяла бокал, одним глотком осушила его и, положив ладонь на рукав коричневого бархатного камзола Фрэнсиса, прошептала:

– Останься со мной сегодня!

Фрэнсис отставил свой бокал с такой поспешностью, что вино выплеснулось, и на скатерти появилось ярко-красное пятно. Его ответом стал глубокий и страстный поцелуй.

* * *

Энн и Фрэнсис обвенчались на следующий день, и на свадьбе присутствовало столько гостей, что все они едва поместились в большом зале. К большому разочарованию Энн, ни Камероны, ни Макдоннеллы так и не успели приехать, но Фрэнсис и слышать не хотел о том, чтобы отложить свадьбу еще на день. Несмотря на то что замку предстояло выдержать осаду, на кухне был приготовлен пир, поразивший воображение Энн, а вина и эля хватило бы, чтобы затопить все вокруг. Под веселую музыку, смех и двусмысленные шутки гостей нетрудно было позабыть о будущем.

Вечер промелькнул незаметно; в спальню Энн сопровождали леди Макферсон и две дамы из клана Макгрегоров. Они вошли в освещенную свечами спальню Фрэнсиса, и Энн обрадовалась тишине после оглушительного шума в зале. Кэт заранее приготовила комнату, зажгла душистые свечи и откинула край одеяла на большой кровати, где уже лежала ночная сорочка тончайшего батиста – такая прозрачная, словно ее соткали из нитей паутины.

– Я над ней трудилась с тех самых пор, как ты вернулась к нам, – проговорила суровая старая женщина с такой нежностью в голосе, что у Энн защемило сердце. – Я тебе не позволю выйти замуж без подобающей одежды. Это была бы плохая примета.

Энн приложила к себе сорочку, провела кончиками пальцев по кружевной отделке лифа. Каждый стежок был положен с любовью и заботой. Она поцеловала сморщенную щеку Кэт, слезы сами собой навернулись ей на глаза.