— В ее поведении нет ничего плохого, просто именно сейчас она не хочет быть рядом с нами.

— Не стоит защищать ее. Она не может справиться с этим, вот что сказал нам тот леший…

— Я знаю об этом, и тебе не зачем мне это повторять.

— Но я вынужден это делать, потому что ты не слушаешь.

Петр бросил на него раздраженный взгляд и спросил:

— А что это был разговор про сердце? Что говорил об этом леший?

Саша пожал плечами. Ему не хотелось углублять этот разговор с Петром особенно ночью, или пытаться как-то объяснить это, отчетливо понимая, что Ивешка не упустит случая смешать вся и все, и, кстати, прежде всего запутать самого Петра. Юноша, мысли которого заняты девушкой, был гораздо ближе к сашиному пониманию, но Саша не имел никакого представления о том, что можно было сделать с мужчиной, чьи поступки и намерения были так сложно переплетены с судьбой фактически мертвой девушки, которая, к тому же была чрезвычайно опасна, и с чувствами, которые вызывали у него глубокий страх, прежде всего потому, что они исходили не от самой русалки.

Кто и как мог объяснить подобную возможность Петру, причем достаточно убедительно?

— А это лесное чудище, — продолжал упорствовать Петр, — сказало, что у нее вообще нет никакого сердца и что она забирает его у моего друга. Что оно хотело этим сказать?

— Я не знаю.

— Как это может быть, чтобы кто-то мог забрать чужое сердце, помилуй Бог?

— Я не знаю, я ничего не знаю. Ешь, иначе твой ужин будет холодным.

— Я хочу знать, что ты сделал, Саша, не откажи мне в этом! Я хочу знать, что происходит.

— Я не знаю, уверяю тебя! Я вообще не знаю, что происходит в мире, ведь я родился не всезнающим. Я не знаю, о чем говорил этот леший…

Колдун, который обманывает других, это одно дело, но когда он же обманывает самого себя, то совсем, совсем другое…

— А ты, случаем, ничего не потерял? — спросил Петр.

— Я в полном порядке! Я чувствую себя очень хорошо! Даже еще лучше, как оказалось: я сумел удержать тебя. Разве не так? Вот что значит настоящее волшебство, Петр, а не просто одни лишь желания…

— Но какое отношение ко всему этому имеет разговор о сердце? О чем тогда говорило это существо? А что имел в виду водяной, когда говорил в то утро, будто Ивешка потеряла свое сердце?… Разве она забрала что-нибудь у тебя?

— Нет! — Он вздрогнул от звуков собственного голоса, и казалось, что вместе с ним задрожала вся их нехитрая посуда, словно горшки на полке, так что он даже испугался, что они могут упасть и разбиться, если Петр и дальше будет продолжать свою болтовню, как это назвала бы тетка Иленка, которая не преминула бы сказать: «Прекрати, Петр Ильич! Ты доводишь меня до головной боли!"

Так оно и было.

— А что ты имел ввиду, когда говорил о том, какую выгоду можно извлечь даже из леса? — спросил Петр. — И что ты сделал, что едва не свело лешего с ума? Почему он сказал, что лишился выбора? Саша проглотил кусок рыбы, совершенно не ощущая вкуса, и взглянул на Петра с таким чувством, которое могло бы всех повергнуть в страх, если бы, не дай Бог, вырвалось наружу. Но оно ушло в глубину его сознания, где в опасном беспорядке метались мысли в поисках нужного ответа на вопрос, не сделал ли он какой ошибки своим чрезмерным желаньем, которое привело в беспомощную ярость лешего, и могло очень далеко завести и его самого…

— Я не знаю, почему, — сказал он.

— Так что же все-таки ты сделал?

— Столь мало, насколько мог! Я ошибался, когда беспокоился о происходящем, и, это я хорошо усвоил, я беспокоился о самых незначительных возможных последствиях, пока не смог убедиться, что таким образом добиваюсь всего-навсего лишь того, чтобы не случилось чего-то заранее ожидаемого. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Ты говоришь, что не хочешь больше беспокоиться ни о чем. А, тем временем, мы находимся в самой чаще этого леса никак не можем отыскать старика, и, тем не менее, ты говоришь, что не хочешь ни о чем беспокоиться!

— Это не то, что я имел в виду!

— Мне кажется, что ты сходишь с ума. Прекрати эти занятия.

— Нет, со мной все в порядке!

Петр доел свою порцию, отправив последнюю ложку в рот, затем положил ту в котелок и вытер рот рукой, настороженно глядя на Сашу, освещенного отблесками костра.

— От этого мне не становится лучше… Ведь если Ууламетс находится в этом лесу, разве этот леший не знал бы этого? Если бы он был здесь, почему бы ему не уменьшить наше беспокойство и не сказать нам об этом?

Саша попытался было обдумать это, но даже одних воспоминаний о лешем было вполне достаточно, чтобы его мысли ушли куда-то совсем в другую сторону, ускользая от него.

Этот факт подсказал ему, что, на деле беспокойство по поводу происходящего должно быть подчинено определенному порядку, если он хочет и дальше полагаться на свои предчувствия, но полагаться в таких делах на одну лишь память и пытаться уподоблять лешего Гвиуру было равносильно тому, как черпать неводом воду.

— Саша, что происходит?

Он вновь потерял ускользнувшую мысль, которая только что начала принимать законченные формы где-то в уголке его сознания…

Петр поставил котелок. От неосторожного движения звякнула ложка. Это показалось Саше таким же существенным, как и все то, о чем только что спрашивал Петр. Это было похоже на предвестье беды. В ситуации, подчиненной влиянию случайностей, все в равной мере становилось важным, и не было никакого способа уравновесить влияние вещей без глубокого понимания. Сейчас он потерял все нити, с помощью которых намеревался связать окружающие его вещи и явления друг с другом…

Петр встал и, обойдя слабеющий огонь, обхватил Сашу за плечо и сильно тряхнул его.

— Саша, черт возьми!

Он скорее почувствовал это. Как он чувствовал все остальное. Петр отошел, а он следил за тем, куда тот направился.

Не туда, куда Саша хотел. Он подумал было, что следует остановить его, если бы он был в состоянии выделить это событие из ряда других, которые происходили при этом, включая потрескивание костра и шелест листьев.

Все это предвещало опасность, подумал он рассеянно.

Постепенно его мысли начинали вновь обретать форму.

Этим вечером Ивешка приобрела окраску. Видимо, леший обеспечил ей жизненные силы, и возможно, что на несколько дней…

Сейчас она стала гораздо сильнее, чем была прошлой ночью, намного сильнее, ярче, и крепче…

— Петр, — начал было он, но тот был уже на берегу ручья, где Ивешка уже повернула голову, чтобы взглянуть на него… это простое движение из обыденной жизни, подсказывало сколь реальной стала она в этот вечер. Он загадал желание… и эта попытка дорого обошлась ему: сердце рванулось в груди, и он вздрогнул от толчка крови в жилах и от порыва ветра в окружающей листве. И то и другое напоминало ему звук движущейся воды…