Письменный стол выдвинут на середину, так что, думаю, тут либо недавно заседала очередная оценочная комиссия, либо все подготовлено для таких посиделок позже днем. Стою и смотрю, как детектив-инспектор обходит стол, снимает свою кожаную куртку и бросает ее на спинку кресла. Садится и приглашает меня тоже присесть.

— По моему, вы общались с моей… напарницей, — произносит он. — С доктором Перера.

— Верно. — Итак, это тот самый ее бойфренд… Смотрю на него и думаю: ну да, мужичок явно откусил кусок не по зубам.

Детектив представляется, но, как это часто случается в последнее время, фамилия не застревает у меня в голове. Она довольно простая, но… буквально через секунду хоть убей не вспомнить. Это неважно, поскольку я знаю: к тому моменту, как все это закончится, я никогда уже не смогу ее забыть.

— Чем могу? — спрашивает детектив.

— Ну, я знаю, почему вы здесь, — говорю я. — Я знаю, как все устроено, так что думаю, что могу сэкономить вам время.

— Это всегда хорошо.

Он ждет.

Ну что ж, приступим тогда… И вдруг все то, что некогда казалось столь важным, кажется каким-то очень далеким и совершенно непринципиальным. Словно каким-то дурацким баловством. И маски, и шрамы у меня на руке, и звон винной бутылки о череп…

«Блин, да просто скажи это, Лис…»

Мой голос или Джонно. На самом деле это неважно. У него нет каких-то характерных черт или акцента, и с таким же успехом это может быть голос женщины, истекающей кровью на полу туалета.

— Меня зовут Алиса Армитейдж, — говорю я. — И это я убила Дебби Макклур.

Детектив ничего не говорит.

Неотрывно смотрю на него. Лицо у него не жесткое и суровое, а скорее… лицо человека, видавшего виды. Подбородок пересекает тонкий прямой шрам, из-за которого почему-то я начинаю доверять ему чуть больше, чем могла бы в иной ситуации, и седина с одной стороны головы у него немного заметнее, чем с другой. Чувствую, что он явно не дурак, и предполагаю, что, в отличие от его подружки, его больше интересуют факты, чем чувства.

Что же касается его реакции на мое признание, то тут я вообще не могу ничего прочитать.

Он ждет продолжения? Наверняка сейчас его очередь.

Слышу какие-то приглушенные перешептывания в коридоре, а потом Маркус отнюдь не шепотом велит кому-то отойти от двери и не подслушивать. Наверное, Ильясу и Люси. Интересно, думаю я, чем сейчас заняты те два констебля? Если у них хватило ума, то спокойно пьют чай в ординаторской, а если нет, то прямо не отходя от кассы им преподадут тут несколько уроков, которые лично я никогда не проходила в полицейской школе. Мне их уже почти жалко — загнанных где-то в угол маленькой, но хорошо слаженной шайкой, беспощадно разглядывающей их, обзывающейся и терзающей им уши безголосыми куплетами…

— Почему вы мне такое говорите? — через какое-то время спрашивает детектив.

Вопрос вызывает у меня некоторую оторопь, сказать по правде. Мне уже приходилось сидеть там, где он сидит сейчас — не в МПП, но вы поняли суть, — и за многие годы не раз видеть, как подозреваемые вдруг решают излить душу, и «почему вы мне такое говорите?» никогда не было моей первой реакцией. В такие моменты я всегда думала о том времени и усилиях, которые мне удалось сэкономить для всех моих коллег-оперативников, работающих над делом. О том, как скромно пожму плечами в ответ на сердечные поздравления от старших офицеров — пусть даже для получения признания не потребовалось ровно никаких усилий и мне просто повезло в допросной на сей раз… Думала про улыбки в дежурке, похлопывания по спине и все эти замечательные напитки, за которые мне не придется платить в этот вечер.

Я в полном замешательстве, поскольку я просто-таки шлепнула ему раскрытие дела на тарелку. Но, может, он просто тугодум… В каждой опергруппе есть такой.

— Простите… В каком это смысле «почему»?

Детектив-инспектор вздыхает — словно только сейчас понял, что все это займет чуть больше времени, чем обещанная мною пара минут.

— О’кей, тогда другой вопрос. Не возражаете начать с того, почему вы убили мисс Макклур?

Это совершенно не то, на что я рассчитывала. Я чертовски уверена, что он все это прекрасно знает, но смиряюсь, поскольку в наши дни Система стоит на том, чтобы нигде комар носа не подточил — все должно быть абсолютно неопровержимо и недвусмысленно, когда передаешь дело в КПС[111]. Лишний геморрой, конечно же, но… на таких вот тонкостях все и держится.

Так что я пересказываю ему все, на что мягко намекала его подруга, когда мы сидели вместе на солнышке три дня назад. То, что она в результате передала ему и что я с тех пор не раз слышала от других людей.

Я не хотела, чтобы Дебби вышла сухой из воды после убийства Кевина.

Я хотела, чтобы свершилось хоть какое-то правосудие.

Я не стерпела, что меня игнорируют.

Чувствую несколько предостерегающих уколов паники, когда вновь перебираю в голове свои мотивы для совершения убийства, так что говорю ему, чтобы не волновался, поскольку мне надо ненадолго прерваться и проделать несколько чудны́х дыхательных упражнений. Он заверяет меня, что все нормально — мол, прервитесь, на сколько понадобится, — и в итоге мне опять удается взять себя в руки. Вообще-то, учитывая, где мы находимся и что именно я ему рассказываю, я просто изумлена тем, что ухитряюсь сохранять относительное спокойствие относительно всего, что излагаю. Что подаю это, как нечто само собой разумеющееся.

Наверное, потому что это действительно так.

Когда заканчиваю с упражнениями, детектив спрашивает, не против ли я продолжить.

Отвечаю, что нисколько не против.

— Итак… можете подробно описать мне, что произошло в прошлое воскресенье? Насколько я понимаю, вы последовали за мисс Макклур в туалет… или, может, уже поджидали ее там, не знаю. Расскажите мне, что между вами произошло, когда вы остались вдвоем. — Он откидывается в кресле и складывает руки на груди. — Расскажите, как убили ее.

Где-то с минуту, которая требуется мне, чтобы произнести хоть что-то, я надеюсь на какое-нибудь чудо вроде внезапно сработавших лекарств, прямо как по заказу. Которое вдруг развеет туман, как в каком-нибудь телевизионном триллере, «Медицинском детективе» или прочей подобной херне. Естественно, такого не происходит.

— Не уверена, что могу изложить это в подробностях, — наконец говорю я.

— Ну, может, и не в мельчайших подробностях, но… вы подобрались к жертве сзади?

Он ждет, и я ничего не отвечаю.

— Вы сначала ударили ее в шею или в живот?

Опять ждет, и опять я ничего не отвечаю.