Джон был в два раза старше Эмилии, когда впервые увидел ее. Ему перевалило за сорок, и двадцать четыре года своей жизни он провел, путешествуя по миру. Джон был необычным американцем: ему не нравились спокойные путешествия по развивающемуся девственному континенту, золотая лихорадка и присвоение земли, и он обратился к морю. Он забрался в такие далекие страны, как Япония, Ява и Суматра, Египет, Танганьика и Занзибар. Но его любимым местом была южная Азия, развивающийся индийский континент, наводненный тиграми и другими дикими животными, населенный древней цивилизацией. Этой страной, представляющей огромный интерес, управляла горстка белых людей и множество темных богов.

Джон побывал в портах Калькуты, Бомбея и Мадраса, путешествовал через сердце страны к Каунпору, Агре, Дели, Лахоре и границе, верхом на лошади, верблюде и слоне. Иногда его несли на плечах в качающихся паланкинах. Он пробирался через пустыню, лес, в дождь, бурю, преодолевая болезни и эпидемии, удивляясь памятникам Мугхала, древним индийским храмам, непреклонным буддийским монастырям и великим Гималаям.

В последние годы, когда с его путешествиями было покончено, Джон любил повторять: «Это место — самый невероятный эксперимент господа Бога. Нет больше такой странной и удивительной земли — вы знаете, я путешествовал везде, где есть вода». Этими словами он описывал все: людей, животных, климат, историю, болезнь, богатство, мудрость. «Богу хотелось посмотреть, что из этого выйдет».

И когда слушатель спрашивал: «Так что из этого выйдет?» — Джон становился задумчивым и отвечал: «Честно говоря, не знаю. Возможно, человек осознает, что может быть богатым и бедным в одно и то же время, бесстрашным и трусливым в одну и ту же минуту, мудрым и глупым в одно мгновение, великим и жалким в одну и ту же секунду».

Когда у него требовали объяснений, он продолжал: «Местный житель живет под неусыпным наблюдением. Он вызывает глубокое восхищение и еще большее презрение. Житель Индии соглашается, не понимая на что. В нем говорят инстинкты, и есть тайна. Он создаст ослепительные памятники и живет в грязных хижинах. Он копается в поисках малого и отбрасывает в сторону ценное. Местный житель лишен всякого достоинства и наделен им сверх меры. Ему нечего дать, но он щедро предлагает все. Он — почва под ботинками белого человека, но им нельзя управлять. Его невозможно понять».

Из восьми поездок, которые Джон предпринял в Индию, дважды он выступал как наемник и шесть раз путешествовал как торговец. Однажды он почти умер от малярии в лесах центральной Индии рядом с Гвалиором. Три недели его мучили приступы лихорадки, и это его так изнурило, что он начал молиться о смерти. Горькие листья деревенского лекаря, которые он был вынужден жевать, не смогли побороть болезнь; тогда однажды жена главаря деревни дала ему деревянный амулет со священным знаком, он положил его, завернув в футболку, под голову, и вскоре болезнь начала отступать. Теперь Джон носил его на шее, а когда спал, клал под подушку.

Ни амулет, ни эти истории не тронули его жену. Когда Джон рассказывал их, глаза его жены тускнели. Заядлый путешественник с добрыми глазами, вздернутым носом и волосами, завязанными в свободный конский хвост, впервые увидел свою будущую жену, когда проходил по Нью-Йорку. По какой-то прихоти он зашел навестить свою тетю на 32 Стрит, когда туда же пришла Эмилия и принесла новое издание Библии, которую тетушка только что купила. Ее щеки были словно розы, и она была такой ранимой и такой красивой, что это поразило его сердце.

Джон был опытным человеком и обладал аппетитом. Он вступал в многочисленные связи с женщинами всех цветов в разных странах. С чувством любопытства путешественника и радостью Джон обнаружил, что вопреки мифу, который распространяли мужчины, нет двух одинаковых женщин. И та отличалась сильней всего, которую мужчины больше всего считали обычной. Каждый раз, как он смотрел на землю с палубы своего корабля, он с возбуждением думал о том, какие женщины ждут его там.

Он был знатоком тайных мест женщины. Он знал, что каждая женщина пахнет по-своему, отличается на вкус и открывается по-другому. До начала и после того как он кончил, он любил поставить лампу таким образом, чтобы осветить внутреннюю сторону бедер женщины. Больше всего он любил последний дюйм, где плоть была самой нежной, и бедра пылали, прежде чем слиться с таинственным холмом, где росли волосы. Порой он закрывал глаза, касался последнего места только кончиками пальцев и приходил в состояние восторга. Но больше всего его волновали открытия, осторожное исследование и анализ; и, словно выдающийся ученый, он терпеливо изучал свой материал и с любовью и с фотографической памятью запоминал все, чтобы вернуться к этому в будущем.

Многие женщины терялись от стыда под его откровенным взглядом; другие проявляли себя как страстные натуры. Исследование женщин открыло ему, что великий господин Бог — невероятный артист: творческими взмахами пальцев — поворот там, изгиб здесь — он бесконечное число раз создавал одну и ту же вещь по-разному. Мужчина, желающий измерить глубину женщины, не сможет сделать это за всю свою жизнь. Джон смотрел и смотрел, смотрел и запоминал узоры.

Были тайные места, расположенные близко к коже, которые распускались, словно влажная сердцевина в тугом мандарине; были такие местечки с нежными полными выступами, прекрасные, как персик, — невидимый образ в воображении каждого школьника; были такие, которые поднимали капюшон, словно кобра, пылая у самого основания и охраняя все пути доступа; были те, которые поднимались на крыльях орла, готовясь парить; были те, которые висели низко, словно бородка индюка, требующие сосущего рта; были те, которые находились так далеко сзади, что до них легче было добраться со спины; были те, которые были расположены так нагло спереди, что в них можно было попасть, не преклоняя колен; были места влажные и запутанные, словно леса Амазонии, и гладкие, словно пески в пустыне Сахара; были места с корнями, которые выступали, словно флагштоки, между пальцами; и те, чьи корни продолжали ускользать даже после нескольких дней попыток; были такие, которые раскрывались в бесконечном ожидании; и те, что оставались крепко запертыми, ожидая момента, когда их будут домогаться; были такие, глубину которых невозможно было измерить самыми длинными пальцами; и те, глубину которых можно почувствовать самым легким прикосновением; некоторые секретные места обильно сочились влагой от желания весь день; другие становились едва влажными, даже если их омывали любовью; некоторые были просто трубой, туннелем плоти, прозаичным в своем предназначении; другие были базаром с маленькими улочками, сводящими с ума своими ценами за аренду, способными на бесконечное очарование; и было одно незабываемое, которое он видел в змеиных оврагах Калькутты: это было не одно тайное место, а два, расположенных рядом, разделенных простой стенкой плоти, в каждое из них можно было проникнуть, и оно отличалось от другого своими влажно-теплыми объятиями.

Для такого ученого, как Джон, это было совершенным открытием. Когда он любил оба этих места и долго на них смотрел, он знал, что бог был хорошим человеком и великим сластолюбцем: он желал величайшей радости своим неумелым творениям.

Исследования Джона научили его, что ни один мужчина не сможет полностью узнать женщину, пока не узнает ее тело. И не было ничего во внешности женщины, что давало бы ключ к особенностям ее плоти. Прекрасная женщина, наглая как проститутка, становилась в момент расплаты холодной, как рыба. В то время как женщина скромная, словно молодой олененок, когда доходило до крайности, становилась самим естеством, тигрицей, которой отказывали в ее добыче. Можно знать женщину всю жизнь, но когда входишь в ее частные владения, то лишаешься всех знаний. Каждый раз приходится начинать с самого начала.