как-то, я ее полчаса назад видела, она собаку выгуливала.

– Может, у соседей?

– Она ни с кем особенно не дружит. Но в такое время надолго не уходят. Может, подождете у меня?

Гена отказывается. Не хочется надоедать, к тому же он почти уверен, что Орехова прячется дома.

Спускаясь вниз, он звонит еще раз. И снова отзывается Юрка.

– Давно мать ушла? – спрашивает Гена.

– Недавно. – Однако отвечает мальчишка не сразу, а после раздумья. Или подсказки.

На другой вечер Гена едет один. И все повторяется: сначала залаяла собака, а после настойчивого звонка мальчишеский голос сообщил, что матери дома нет. Гена уже не упрашивает впустить его, не интересуется, где мать и когда она вернется, он идет в столовую, потом смотрит кино, а после кино снова звонит и обещает повторить визит часика через три. Торчать возле дома до полуночи он не собирается, но пусть мадам понервничает. А сам он поднимается на четвертый этаж, чтобы еще раз извиниться за вещи, которые загостились в чужой квартире, и на всякий случай поискать подход к хорошему человеком. Война с Надеждой Александровной затягивалась и не лишне было позаботиться о союзниках.

Старушка встретила его сочувственной улыбкой и сразу же поинтересовалась:

– Как наши успехи, все утряслось?

– Нет, все по-старому. Давайте хоть познакомимся. – Меня зовут Гена. Я одно время работал вместе с Борисом Николаевичем. Он для нас вроде учителя был.

– А меня Елизавета Петровна. Боренька прекрасный человек, всегда поздоровается, если по лестнице вместе поднимаемся, обязательно сумку заберет и отдаст только возле двери.

– Он и нам всегда помогал.

– Есть в нем что-то от прежних мужчин, этакое рыцарское, теперь уже, простите, вымирающее. Оттого и женщины любят. А вот супруга, да что я вам буду говорить, сами видите.

– Через закрытую дверь не очень рассмотришь.

– Не знаю, что вам и посоветовать.

– Ничего, разберемся, бог даст. Вечером не могу застать – попробую с утра зайти.

Про утро он говорит случайно, как бы для красного словца, но быстро прикидывает, что утро – действительно то время, когда Орехова обязательно должна быть дома. Странно только, почему раньше не додумался. И Славик не подсказал.

– Утро вечера мудренее, – радостно говорит он и прощается с Елизаветой Петровной.

– По дороге домой, а потом и в постели, мучаясь от непривычной бессоницы, Гена многократно прокручивает план утреннего визита, просматривая его со всех сторон, чтобы избежать случайностей. Если Орехова вечерами отсиживалась дома и не пускала его в квартиру, это же самое она может повторить и утром. Значит, звонить не стоит. Надо заставать ее врасплох, стоящую с ключом возле двери. Тогда ей некуда будет отступать.

Утром он просыпает, немного, минут на двадцать, но это почему-то вводит его в лихорадочное возбуждение, и, не позавтракав, он бежит ловить такси. Но спешка оказывается напрасной. В окнах Ореховой нет света. Гена сразу вспоминает вечерний разговор с Елизаветой Петровной. Неужели она предала его? Такая интеллигентная бабулька – и такие непорядочные поступки. Неужели Славик прав и он действительно не разбирается в психологии городских людей? «Кому же тогда верить?!» – хочется крикнуть ему на весь двор. Но в это время в кухонном окне закрытой для него квартиры зажигается свет. «Все нормально, главное – не паниковать», – запоздало успокаивает себя Гена.

Для засады он выбирает площадку перед третьим этажом. Нужная дверь с нее не просматривается, но все хорошо слышно. Ожидание растягивается на долгие пятнадцать минут. И все-таки небесконечные. Дверь хлопает. Гена бесшумно поднимается по лестнице, встает за спиной Ореховой и ждет, когда она запрет квартиру и повернется к нему лицом.

Он надеялся, что она испугается, увидев его, замечется, закричит, а потом станет оправдываться. Но Надежда Александровна разве что немного удивилась:

– У тебя дело ко мне?

– Небольшое, – пытаясь иронизировать, отвечает Гена.

– Юра передавал, что ты заходил к нам. А у меня приятельница ремонт развела, вот и пропадаю у нее. Я ей помогаю, она – мне, когда приспичит. Взаимная выручка. В нашем возрасте одиноким женщинам иначе нельзя. Так в чем дело?

– Вещи кое-какие привез.

– А где они? Не вижу.

– На четвертом этаже, у Елизаветы Петровны.

– Порядочная женщина. Иди забирай, только побыстрее, а то на работу опаздываю.

И Гена послушно бежит на четвертый этаж, нервничает, слушая через дверь просьбы Елизаветы Петровны немного подождать, и вместе с тем чутко вслушивается – не застучат ли по лестнице каблуки убегающей Ореховой.

Но все обходится. Надежда Александровна, придерживая пса, проводит Гену в комнату. Лицо у нее спокойное, голос – ровный, словно ничего не случилось, обычная деловая встреча.

– Здесь кое-какие мои тряпки, ты не обращай внимания, вечером я все уберу. Давай договоримся так: сегодняшний день у меня расписан под завязку, а завтра после работы приезжай с остальными вещами и, наверное, с шампанским – надо же отметить новоселье. Устраивает?

– Угу, – на более полный ответ у Гены не хватает духу, голова у него идет кругом, он окончательно сбит с толку.

На остановку они идут вместе, как добрые соседи, и Надежда Александровна доверительно жалуется на мужа.

– Этот бабник снова меня обманул. И перед вами выставил бог знает кем. Сколько раз зарекалась не верить ни одному его слову. Ты думаешь, почему я не велю сыну дверь открывать? Боюсь. Тебе, конечно, трудно понять материнское чувство.

Гена вымученно улыбается. Ему вообще трудно понять ее, и не такое у него состояние, чтобы ломать голову над женскими переживаниями – сам напереживался, наглотался страху, как водички утопающий… Но выплыл же, перехитрил.

7

Трудная победа требует праздника. Гена звонит Славику. Секретарша Мария долго ищет его по кабинетам, но не находит. Однако услужливость ее не совсем бескорыстна, ей хочется выведать, как продвигается обмен. Откровенничать с Марией – занятие безнадежное, и Гена вешает трубку. А похвастаться все-таки не терпится, и тогда он вспоминает, что давно не виделся с Галей – лучшего слушателя трудно представить: она знает и Бориса и Елену, ей не придется растолковывать, какими хитрыми тропами он оказался в комнате Орехова, и вместе с тем можно быть спокойным, что история не дойдет до тех, кому ее знать не следует, хотя бы потому, что дороги их не пересекаются.

Галя не сразу узнает его по голосу.

– Звонишь редко, я уж думала, что и дружба врозь, комнату получил и зазнался.

– Я уже в новую переезжаю, в центр.

– Шустро ты.

– Уметь надо. Так приедешь?

– В новую, что ли?

– Пока в старую. Посидим, поокаем, чайку похлебаем.

Она обещает приехать к восьми, но заявляется на час раньше и застает его за уборкой. Появление