Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В номере гостиницы я старался проводить как можно меньше времени – уходил утром и возвращался поздно вечером. Весь мой багаж состоял из небольшого чемодана с бельем. В моих вещах и со мной не было ни клочка писаной бумаги, ни одной книги. Уходя из номера, я тщательно запоминал, где и как лежит мой скудный багаж, и проверял по возвращении – как будто никто вещей моих не трогал. Или, быть может, просматривавшие их были очень осторожны?
Один раз в неделю я ездил в Гельсингфорс, чтобы сообщать Азефу о всех сделанных мною и Тарасом наблюдениях. Иногда он сам приезжал в Петербург, и мы обедали с ним вместе в каком-нибудь хорошем ресторане в центре города. Однажды он назначил мне свидание в… бане. Мы сидели с ним рядом в парильне, оба покрытые мыльной пеной, и вполголоса разговаривали среди пара, выкриков банщиков и плеска воды. Кто бы мог заподозрить в этих двух краснотелых джентльменах, покрытых мыльной пеной, террористов? Переступив порог парильни, мы были уже снова незнакомы…
Дело наше подвигалось вперед медленно, вернее, совсем не подвигалось. Сведения были очень скудны. На основании их никакого пока плана нападения с надеждами на успех нельзя было построить.
Не лучше обстояло дело и у других. Странная вещь: часами и чуть ли не целыми днями простаивали наши извозчики, продавцы газет и папирос у квартиры министра внутренних дел и у здания Департамента полиции – и ни одного раза не видели они министра. В конце концов, они начали подозревать, что Дурново живет где-то в другом месте…
Азеф сообщил адрес любовницы Дурново, к которой тот будто бы ездил по пятницам – на Пантелеймоновской улице, но и наблюдение за этим домом не дало результатов. Мы не спрашивали тогда, откуда Азеф получил эти сведения, но позднее оказалось, что сообщенный Азефом адрес был точен (быть может, конечно, Дурново ездил к своей даме в другие дни…). А между тем мне однажды случайно пришлось его встретить! Это было на Царскосельском вокзале. Я зашел туда купить газету, и мой уже привыкший к наблюдению глаз сразу заметил какое-то необычное оживление. По сторонам шныряли какие-то фигуры, старавшиеся быть незамеченными, – я сразу понял, что то были полицейские сыщики из охраны министра. Я уже подумывал о том, как бы мне самому незаметно стушеваться, чтобы помимо воли не попасть в неприятную историю, как увидал спускавшегося с высокой и широкой внутренней лестницы вокзала старика небольшого роста с характерными белыми «бюрократическими» котлетами-бакенбардами. Он шел, и кругом него было какое-то странное пустое пространство…
Одет он был в тяжелую меховую шубу, которая спереди широко распахнулась. Не торопясь, он спустился по лестнице, сел в поджидавший его экипаж, запряженный парой лошадей, и уехал. С ним вместе исчезли, как по мановению ока, и все подозрительные тени, которые только что заполняли вокзал. Он был доступен не только для динамитного снаряда, но и для револьвера. Когда я на очередном свидании с Азефом рассказал об этой встрече, он отнесся к моему рассказу очень скептически и даже насмешливо, но я также вдруг с удивлением почувствовал, что он был почему-то моим рассказом недоволен. «Чем это Иван недоволен?» – с недоумением спрашивал я себя. Только много лет спустя, когда Азеф не только был разоблачен, но когда были опубликованы некоторые подробности из полицейской и провокаторской работы Азефа как раз за это время, выяснилось, что Азеф с какого-то определенного момента все время держал Департамент полиции в курсе той слежки, которая велась за министром Дурново членами Боевой организации. Поэтому, конечно, не было ничего удивительного и в том, что наши товарищи ни разу Дурново не видели. А моя собственная встреча с Дурново была совершенно случайной…
Подобный же случай произошел и с одним из следивших за Дурново, из группы «газетчиков». Он, как и все его товарищи, несмотря на все усилия, не мог выследить и увидать Дурново. Но однажды, когда он со своими газетами стоял на углу Загородного проспекта, недалеко от Царскосельского вокзала, к нему подошел не кто иной, как сам Дурново, и купил у него «Новое время».
Террористу ничего не оставалось делать, как смотреть вслед удалявшемуся министру – он не был вооружен. Дурново, очевидно, избегал открытых выездов в карете. Но никто из нас тогда не делал из этого необходимого вывода, что Дурново предупрежден о слежке. Все лишь видели, что испытанные способы наблюдения через переодетых извозчиками, папиросниками и газетчиками результатов не дают.
Абрам Гоц передал в организацию новое предложение. Ведь, в конце концов, установлено, что у Дурново бывает в министерстве личный прием посетителей, значит, он приходит в помещение Министерства внутренних дел. Три человека в приемные часы должны силой ворваться, стреляя из револьверов, в переднюю, попробовать проникнуть дальше, а там… взорваться. Они сами должны превратиться в живые бомбы! Для этого должны быть сшиты особые, начиненные динамитом жилетки, то есть жилетки, под которыми можно в подкладке зашить запасы гремучего студня, уложив его вокруг всего тела. Каждый должен иметь на себе не меньше двадцати фунтов. Террористы таким образом превращаются в живые бомбы огромной взрывчатой силы. Гремучего студня или динамита должно быть достаточно, чтобы три человека-бомбы взорвали все здание. Конечно, Гоц хотел быть одним из них.
Азеф внимательно отнесся к этому проекту. Нашли в Гельсингфорсе надежного портного (среди членов финской партии активного сопротивления). Азеф пошел к портному сам на примерку. Вернулся с нее угрюмый.
– Я отказался от этого плана.
– Почему?
– Когда я примерил на себе жилетку, мне показалось это слишком страшным.
Каковы в действительности были соображения Азефа, заставившие его