Потом проверил еще раз документы и пошел к входной двери. Перед выходом он надел черную кожаную куртку, засунул во внутренний карман неизменную плоскую фляжку с водкой и стал искать ключи от фургона. Он только что закрыл входную дверь, как снова влетел в дом, запыхавшись. Бросился в туалет, схватил то, что искал, и засунул в карман.

Это была повязка, которой он прикрывал обезображенный глаз.

По дороге на него, как всегда, произвел впечатление величественный вулкан Корякский, доминировавший над равниной и сверкающий белой вершиной, как гигантский метеорит, свалившийся из космоса. Это была другая часть панорамы, которой ему не хватало дома. Этот вулкан был виден из любого конца города, над которым он нависал, как молчаливый страж. Евгений на секунду остановился и уважительно приветствовал его. Он представлял себе, как в недрах вулкана тикают часы, отмеряя время до следующего извержения, когда земля вздрогнет и лава вырвется из его рта, как раскаленная река, прокладывая себе путь в снегах.

Он открыл дверцу своего болотно-зеленого «Москвича» и с трудом устроился на просевшем сиденье. Нежно погладил руль и завел двигатель. Евгений гордился своим фургоном, несмотря на то что ему было уже более десяти лет. У него была полноприводная система, двигатель на семьдесят пять лошадиных сил и сзади много места, чтобы перевозить товар. В тех немногих случаях, когда он решал нажать на газ, его «Москвич» срывался с места, как метеор, оставляя далеко позади себя большую часть машин. В свое время ему удалось заполучить этот фургон, дав понять кому следует, что он не может ездить на развалюхе. Евгений развозил рыбу. Загружал в порту ящики с рыболовных судов и развозил по торговым точкам в городе, и не только. Самое сложное в его работе было добраться до селений, разбросанных в самых затерянных уголках полуострова, к которым вели только малопроходимые и опасные дороги. Так что ему была нужна надежная машина, чтобы систематически выполнять свою работу.

Он выехал на областную дорогу и прибавил газ. Когда стрелка спидометра показывала «сто», а солнце искрилось на лобовом стекле, Евгений опустил окно, чтобы впустить свежий воздух в салон, провонявший морской солью и рыбой. Этот запах вовсе не раздражал его, он привык к нему, он даже был ему как родной. Просто ему хотелось получить удовольствие от свежего ветра, несущего украденные у ледяных вод Арктики запахи, путавшего волосы и ласкавшего его лицо.

Это было одно из немногих ощущений, которое напоминало ему свободу.

В нескольких километрах от аэропорта он заметил милицейскую машину. Он улыбнулся. ГАИ годами выставляла пост в одном и том же месте, за тем же деревом, в надежде на вероятную добычу. Милиционеры останавливали без реальной причины ничего не подозревающих автомобилистов. Угрожая изъятием водительских прав или даже всех документов, они вымогали у них деньги под видом штрафа за нарушение правил дорожного движения, чтобы затем отпустить. В худших случаях они говорили, что конфискуют саму машину, и несчастным водителям не оставалось ничего другого, как подчиниться.

Евгений надеялся, что теперь ситуация изменится к лучшему. Он смотрел телевизионные новости, в которых говорили об идущих больших переменах, о бурлении в обществе, прокатившемся по всей стране, которая наконец-то, казалось, расшевелилась. Борис Ельцин, первый президент Российской Федерации (теперь больше не говорили Советский Союз), запретил коммунистическую партию и конфисковал ее имущество. Старая система доживала последние часы. Может быть, и сотрудник КГБ перестанет ему звонить, раз и навсегда.

«Перестройка и гласность спасут Россию!» – гласил плакат перед милицейским постом. Евгений присмотрелся и узнал их: это была все та же пара, Пушка и его зам Руби. Он помахал им рукой и улыбнулся одной из своих обезоруживающих улыбок.

– Привет, Евгений! – крикнули они в ответ хором.

В других странах, наверное, его задержали бы. Пушка прекрасно знал, что Евгений не должен был водить машину, что он был практически слеп на левый глаз, что получил права по блату. Кто знает, сколько клешней королевских крабов они ему стоили! На самом деле зрение в левом глазу с годами улучшилось: Евгений мог теперь различать тени на светлом фоне и надеялся, что скоро какой-нибудь врач изобретет хирургический способ, который вернет ему зрение. А пока он был уже счастлив тем, что видел, и часто не надевал повязку, которая раздражала кожу, и плевать хотел на отвращение, которое его шрам мог вызывать у людей.

За долгие годы он привык не обращать на это внимания.

Он заехал на широкую территорию аэропорта Елизово, окруженную колючей проволокой, оставил фургон на стоянке, быстро пошел к залу вылетов и поискал глазами туалет. Снова справил малую нужду, затем встал у мойки и вымыл руки красноватым мылом с ароматом земляники. Вынул повязку из кармана, приложил ее к глазу, пропустив резинку за ухом и далее вокруг головы. Теперь он был готов.

– У меня предоплаченный билет в Магадан, – сказал он некоторое время спустя девушке за стойкой и улыбнулся.

Полет длился почти два часа.

В аэропорту Сокол, от которого до Магадана было пятьдесят километров, Евгений решил сесть на микроавтобус. В нем помещалось до восьми пассажиров. Внутри воняло табаком и потом, проезд стоил чуть дороже, чем в обычном рейсовом автобусе, но зато был быстрее и удобнее.

– До площади Ленина, – сказал он, садясь рядом с водителем.

Он посмотрел на часы и успокоился, до встречи оставалось еще около часа. Самолет взлетел вовремя, а приземлился даже на десять минут раньше. Евгений пообедал в аэропорту, купив в кафетерии бутерброд, который запил глотком водки из своей фляги. Потом он поискал телефон, одну из голубых кабин «Сибирьтелекома», и набрал номер оператора.

– Чем я могу вам помочь? – спросил его мужской голос откуда-то издалека.

– Семь, четыре, один, один, клиника «Ясная Авача».

– Камчатка?

– Да.

Он услышал странные шумы, потом оператор передал линию.

– «Ясная Авача», – ответила женщина.

– Это Козлов.

– Я вас не слышу.

– Евгений Козлов, я звоню по поводу Аннушки Печиновой, – прокричал он в трубку, заставляя оборачиваться проходивших мимо людей.

– Что вы хотите знать?

– Как она сегодня себя чувствует?

Женщина ответила не сразу.

– Так же, как и сорок лет назад, – сказала она наконец, и он удивился, что обладательница такого нежного голоса была способна на такой цинизм.

– Где тебя высадить, товарищ?

Вопрос водителя оторвал его от мыслей.

– У Главного управления, – пробормотал он.

Водитель бросил на него равнодушный взгляд и спустя некоторое время припарковался у тротуара.

– Семь тысяч рублей, – пробубнил он.

Евгений вылез из автобуса под моросящий дождь. Подтянул брюки, застегнул куртку, поправил глазную повязку и поднялся по лестнице, ведущей ко входу в здание серого цвета. Казалось, что здание заброшено. Не было всегдашнего обычного суетливого потока входивших и выходивших людей, какой он помнил, и над входной дверью не развевались больше флаги ни с серпом и молотом, ни с другими знаками. Была только табличка с тремя буквами: КГБ. Аббревиатура от Комитета Государственной Безопасности. Еще несколько лет назад, когда он был частым гостем в этих кабинетах, Евгений обнимался бы направо и налево, приветствуя знакомых, сталкивался бы с многократно награжденными офицерами, чувствовал бы себя причастным к укреплению мощи СССР. В самом деле, впечатление, что страна разваливается, было сильнее в больших городах, чем в его маленьком Петропавловске-Камчатском, на краю земли.