Эдуард, не советуясь со мной, повелел Виндзору явиться завтра, за час до полудня. Король был в ясном сознании и вне себя от гнева. Мне показалось, что во многом повторяется его былая встреча с Лайонелом, только на сей раз гнев Эдуарда не смягчала радость от встречи с сыном. В конце концов он ведь Лайонела простил. Сейчас ни о какой мягкости и речи быть не могло, обвинения падали на голову Виндзора одно за другим. Эдуард буквально кипел и не сдерживал себя в выражениях, а в тот день голова у него была на редкость ясная, память ни разу его не подвела, речь отличалась связностью.

Виндзор, сохранявший всю необходимую внешнюю почтительность, тоже высказывался совершенно откровенно.

Я, как и намеревалась, села рядом с Эдуардом и завороженно наблюдала поединок характеров двух сильных мужчин. Меня покорил Эдуард, который моментально схватывал самую суть событий, а за Виндзора я боялась — как бы он не перешел границы дозволенного. Отчего меня это волновало? Какое мне дело до него? И сама не знаю, но только безразличной к нему я не была.

А Эдуард потоком обрушивал на голову своего наместника в Ирландии все новые и новые обвинения:

— Злоупотребление властью… бессмысленное кровопролитие… участие в позорных и преступных деяниях… недостойное служение собственной выгоде… беззастенчивое распоряжение поступлениями от налогов…

Виндзор выслушивал все это с непреклонным видом, твердо стоя на ногах, гордо подбоченившись. Думаю, с момента прибытия во дворец лицо его так ни на минуту и не смягчилось.

Был ли он виновен? В этом я не была уверена, хотя он признал давеча мои первые обвинения. От обвинений же короля он защищался с полной непринужденностью, давая ответы без промедления и без малейших колебаний. Да, он обложил ирландцев большими налогами. Да, он использовал судебные преследования, дабы удержать власть Англии. Да, он предоставлял преимущества живущим в Ирландии англичанам, в ущерб коренным ирландцам, ибо всякая иная политика была бы самоубийственной. А большие поступления в казну разве не были необходимостью, чтобы оплачивать английское войско и тем держать в повиновении ирландских мятежников? Если это называют непомерным налогообложением и вымогательством — такое обвинение он готов признать. В самой Ирландии все называют это поддержанием мира. И он готов поспорить с каждым, кто желал бы иными способами поддерживать мир на этом Богом забытом острове, разделенном на враждующие между собой кланы, вечно готовые взяться за оружие, — способами, исключающими угрозы и подкуп.

— А что стало с выделенной на эти цели королевской субсидией? — поинтересовался Эдуард, нимало не тронутый речами Виндзора.

— За ту субсидию я горячо вам благодарен, государь. — Виндзор, по крайней мере, старался говорить примирительным тоном. — Но деньги давно уж истрачены. Сейчас я предоставлен самому себе, а потому вынужден прибегать к таким средствам, какие имеются в моем распоряжении.

— Мне твои способы не нравятся, как и то, что они вызывают ропот недовольства.

— А когда обходилось без недовольства, государь?

— И слишком уж многословно ты отстаиваешь свою невиновность.

Что он на это возразит? Я ждала его ответа, а сердце мое отчаянно билось.

— Я ни в коем случае не стану утверждать, будто ни в чем не виновен, ваше величество, — сказал Виндзор, ни на миг не опуская головы и глядя прямо в глаза Эдуарду. — Настоящий политик не может позволить себе подобной наивности. Практичность ценится куда выше, как о том хорошо известно вашему величеству. Кто знает, что творится там сейчас, когда меня нет?

— Они и не хотят, чтобы ты возвращался, — с упреком бросил Эдуард. Виндзор, нимало не смутившись, покачал головой.

— Еще бы они хотели! Они хотят человека неопытного, которым смогли бы крутить и вертеть, как им самим понравится. Я не пользуюсь их любовью, зато держу их в повиновении Англии — теми средствами, кои имеются в моем распоряжении. Человеку слабому ирландские вельможи готовы петь хвалы и лизать подметки, а тем временем ирландское золото станет уплывать в их карманы.

— Они хотят, чтобы я послал туда молодого графа Марча, — сообщил Эдуард. — По крайней мере, в его честности я не сомневаюсь.

— Против этого мне нечего возразить, государь. Несомненно, очень способный юноша. Но у него, увы, нет опыта, да и годами он слишком молод… — Виндзор не закончил мысль, но его мнение и без того было совершенно ясно.

— Он муж моей внучки!

Эдуард уже слишком утомился. Возможно, ему хотелось отстоять интересы молодого Эдмунда Мортимера, графа Марча, женатого на внучке короля Филиппе, но мне было заметно, как в нем волнами нарастает напряжение, как слабость овладевает и разумом, и телом. Я решила, что пора прекращать аудиенцию, пока король не уронил свое достоинство. Да и с Виндзора хватит. Я наклонилась к Эдуарду, погладила его рукав.

— Сколько лет юному графу, милорд? — проговорила я чуть слышно.

— Мне кажется… — Глаза его затуманились, в них появилась пугающая пустота.

— Сомневаюсь, что ему больше двадцати одного. — Я точно знала, что ему и столько не исполнилось.

— Но он женат на моей внучке… — Эдуард цеплялся за то единственное, в чем был полностью уверен, когда его разум стал затуманиваться; голос короля сделался хриплым, ворчливым.

— Придет время, и он будет служить вам верой и правдой, — согласилась я. — Но ведь речь идет о провинции, с которой исключительно трудно совладать, а он еще так молод.

— Ты так считаешь? — вопросительно посмотрел на меня Эдуард.

— Возможно, в словах сэра Вильяма есть зерно истины…

— Ничего там нет! — сердито бросил король, но уже с больно ранящей мое сердце неуверенностью.

Я заронила мысль в его голову. Я посмотрела на Виндзора, призывая его к тактичности, и впервые за всю аудиенцию он ответил на мой взгляд. Потом поклонился Эдуарду.

— Так я вернусь в Ирландию, государь? И буду дальше отстаивать ваши интересы, удерживая провинцию твердой рукой, — пока граф Марч не сумеет взять эту задачу на себя?

Безупречно!

— Сначала я должен взвесить твою вину. До тех пор ты останешься здесь, у меня на глазах.

Это не был прямой и бесповоротный отказ, но, думаю, Виндзор смотрел на все по-своему. Он еще раз поклонился и вышел. На меня он даже не взглянул.

— Пойдемте, — обратилась я к Эдуарду, помогая ему встать. — Вам нужно отдохнуть. А потом мы все обсудим… вы придете к мудрому решению… как всегда.

— Ты права. — Он тяжело оперся на мою руку, а языком едва ворочал. — Мы это все обсудим…

Так получилось, что Виндзор против своей воли был вынужден задержаться в самом средоточии придворных интриг, где все всё замечали, обо всем сплетничали, где становилось все труднее скрывать от любопытных глаз прискорбный закат короля Эдуарда. В первую неделю я Виндзора совсем не видела. Эдуард погрузился в меланхолию, а Виндзор предпочитал держаться от него подальше. Относительно будущего Ирландии не было принято никакого решения. Как же проводил Виндзор время при дворе? В прошлый раз он искал встреч со мной, теперь же — нет. Когда у Эдуарда хватало сил обедать с придворными (и выглядеть при этом вполне сносно), Виндзор на королевскую трапезу не являлся. Осторожными расспросами я выяснила, что он гостит у принца Уэльского в Кеннингтоне.