— Нет… то есть да. Я оставляла его отцу много лет назад, вместе с ключами от дома. На всякий случай, если вдруг что.

— Больше никому?

— Нет, вряд ли…

— А Симоне?

Никки хмыкнула, вспомнив о крутом «БМВ» подруги.

— Она ее никогда не брала.

— А как насчет бывшего парня?

— Шона? — Да.

— Очень давно, может быть. За эти годы я одалживала машину куче народа. Она такая старая, что там магнитола кассетная, а не дисковая.

— Могу я взглянуть на запись? Она кивнула.

— А послушать?

— О господи…

— Это может и подождать.

— Нет… Послушай. — Она с неохотой высвободилась из его объятий, и они сели в ее машину. Никки завела двигатель, перемотала кассету и поставила воспроизведение. И снова голос Симоны заполнил небольшой салон машины, и снова жуткие образы прорезали мозг Никки. Наконец наступило молчание.

— Иисусе, — прошептал Рид, и это прозвучало почти как молитва.

— Она умерла… — У Никки вновь потекли слезы, слезы боли, скорби и вины. Невыносимой вины. Если бы только она встретилась с подругой вчера вечером. Если бы позвонила…

Он взял ее за руку. Переплел их пальцы.

— На кладбище опять раскопали могилу. Краска отлила у нее от лица.

— Вы ее нашли?

— Пока не знаем. Наряд отправлен на кладбище Пелтье, это сразу за городом.

— Надо ехать туда. Срочно.

— Я не смогу устроить так, чтобы тебя пустили на место, — сказал он, глаза его потемнели, пальцы еще сильнее сжали ее руку. — Можешь остаться в машине или присоединиться к прессе, но это все, что я могу сделать.

— Но ты скажешь, Симона это или нет?

— Конечно.

Она откинулась на подголовник, закрыла глаза и глубоко вздохнула, как Джейк Вон требовал от них до и после тренировки.

— Хорошо, — сказала она. — Поехали.

— Во-первых, Никки, мне нужна кассета. Она открыла глаза и кивнула.

— И твой сотовый.

— Но… — Она начала возражать, но передумала. Полиции нужно все, к чему прикас&тся убийца, — для улик.

— Ты трогала телефон и кассету без перчаток?

— Увы, да. Я уверена, что и на том, и на другом есть мои отпечатки, но у полиции они уже имеются. — Когда он взглянул на нее, она добавила: — Это был другой случай, много лет назад. Кажется, я рассказала тебе о Кори Селлвуде. Когда он был мальчишкой и, как я думала, забирался ко мне в дом, полиция взяла мои отпечатки, чтобы сравнить с другими у меня дома.

— Но никто не трогал телефон или кассету с тех пор, как ты утром их нашла?

— Нет.

— Подожди секунду.

Она смотрела, как он подходит к «кадиллаку» и извлекает из «бардачка» два пластиковых пакета. Вернувшись, он через платок положил телефон в один пакет, потом бережно вынул зловещую запись из деки и бросил в другой. Она показала конверт, и его он тоже взял, запечатав вместе с кассетой.

— Знаешь, мне придется конфисковать машину, — сказал он, — на случай если сукин сын оставил там следы.

— Рид, погоди, я без машины не могу. — В таком состоянии она не могла себе представить, что ей придется расстаться с «субару».

— Никки, — упрекнул он, и она не стала возражать.

— Ладно, ладно. Тогда подбрось меня до проката, после кладбища.

— Ты уверена, что хочешь ехать?

— Уверена.

Рид позвонил, чтобы кто-нибудь забрал ее машину. Приехал эвакуатор, Никки подписала все нужные бумаги и забралась в «кадиллак» Рида. Он вел машину по омытым дождем улицам к окраинам города; она молчала, сердце ее было полно страха, а в ее мире стало темнее, чем вчера.

Что она будет делать, узнав правду? Поспешит в редакцию и напишет задушевную статью, чтобы воспользоваться близостью к жертве и выиграть соревнование на самый оперативный репортаж о последнем убийстве Гробокопателя?

Она едва заметила, как изменился пейзаж, когда они достигли приречного склона, где когда-то была плантация Пелтье. Сейчас у входа на кладбище толпились полицейские машины, фургоны групп новостей и автомобили без номеров. На страже стоял полицейский в форме, пропуская других копов, но удерживая зевак и репортеров на расстоянии.

Рид проехал мимо оборудования тележурналистов и остановился у фургона экспертной группы. Выглянув из окна, Никки увидела Норма Мецгера, который приехал в своей «импале». К счастью, он даже не взглянул в ее сторону и влился в толпу у ворот. Внезапно это журналистское безумие покоробило Никки. Показалось отвратительным. Все эти люди с диктофонами и камерами — такие же, как она, ее коллеги, и они жаждут новостей, любых сенсаций, и неважно, какая трагедия скрывается за ними. Их не интересует, что Симона Эверли была живой, любящей, симпатичной личностью. Что она человек, а не персонаж статьи.

А сколько раз ты была одной из них? Сколько раз ты шла на все ради статьи? Скольких безутешных людей ты доставала, роясь в их личной беде в поисках жемчужины, того особого подхода, который принесет тебе место на первой полосе ?

Ее затошнило, и она подумала, что, наверное, больна. Если бы у Симоны был какой-то шанс выжить… если бы Гробокопатель хоть раз проявил немного жалости… но она знала, что это не так. Кассета доказывала все.

Сквозь капли на лобовом стекле она видела, как Мецгер и остальные вытягивают шеи, чтобы лучше видеть, поднимают повыше ручные камеры, чтобы уловить следы трудов Гробокопателя. Над головой тарахтел вертолет — это тележурналисты поднялись в воздух, чтобы панорамно снять кладбище, с помощью мощного объектива увидеть, как полиция ищет улики, извлекает гроб, может, даже открывает его. Горе и чувство вины переполняли ее душу.

Желудок опять скрутило, она распахнула дверцу, и ее вырвало на поникшую траву. И неважно, что кто-то может ее увидеть. Даже не замечая, как слезы струятся по лицу, она кашляла и вытирала рот. Она была слишком поглощена тем, что ей надо сделать. Этот ублюдок у нее попляшет. Она не позволит ему снова и снова убивать людей и держать город в страхе. Проклятый Гробокопатель общался с ней. Использовал ее. Пора вернуть должок. Ей нужно найти этого сукина сына и прищемить ему хвост. Во что бы то ни стало.

Надо было подождать, пока вокруг могилы не соберут все следы, и только потом извлекать гроб. Отпечатки обуви уже измерили, сфотографировали и подсчитали, исследовали почву, всю землю вокруг прочесали в поисках того, что помогло бы установить личность Гробокопателя. Полиция Саванны работала бок о бок с ФБР. Вместе с агентом по фамилии Хаскинс, тощим, как скелет, человеком с веснушчатой лысиной и крючковатым носом, Морисетт руководила расследованием; Клифф Зиберт с мрачным и непроницаемым лицом держался рядом. При виде Рида он заметно напрягся.