Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О-о-о… — Протяжный, одинокий, вынимающий душу стон.
У Никки волоски на шее встали дыбом. Снова секундное молчание… и снова стон боли. Во рту опять пересохло. Царапанье, громкие стоны.
— Господи, — прошептала Никки. Сердце выскакивало из груди. — Только не это. — В голове метались мысли, пальцы судорожно сжали руль. Не может быть. Не может!
Стоны, царапанье, яростные удары и… о господи… она услышала голос Симоны так ясно, будто ее подруга сидела рядом.
— Нет! Выпустите меня… пожалуйста… — умоляла Симона.
Никки закрыла рот рукой и в ужасе вскрикнула. Нет, нет, нет! В горле и в глазах стало жечь. Только не Симона! ТОЛЬКО НЕ СИМОНА!
— Помогите! Помогите! Господи, пожалуйста, помоги мне! — кричала Симона, яростно стуча и скребясь.
— Только не это, — шептала Никки, представив, как страшно оказаться запертой в гробу под землей.
Громкий удар. Треск и визг.
Никки подпрыгнула. Нога отпустила тормоз. Машина рванула вперед, прежде чем она успела вновь затормозить. Но она не видела других машин и не слышала гудков. Она слышала и представляла только одно — свою подругу. Голую. Холодную. Сошедшую с ума от страха.
Снова удары, частое дыхание. Какое-то мяуканье. Плач.
У Никки поползли мурашки по коже, и она заплакала. Слезы полились из глаз.
Ей засигналили. Вздрогнув, Никки заметила, что уже зеленый. Она нажала на газ, взвизгнули шины, и она мельком заметила водителя грузовика, который воздел руки к небу, как бы спрашивая, о чем она только думает. Она не могла отвлечься от ужасающих стонов, царапанья, завываний, панических воплей, исходящих из динамиков. Она с трудом повернула за угол.
Дрожа, направилась к парковке.
Машина остановилась. Слезы лились из глаз. Жуткое царапанье, удары и крики лились из колонок.
— Помогите… пожалуйста… Эндрю! Никки! Кто-нибудь… я сделаю все… где я? — Никки стало трясти. Симона плакала, шептала что-то непонятное, но Никки все равно чувствовала ее отчаяние. Ее страх. Ее животный ужас.
— Только не это… — прошептала Никки в пустой машине. — Нет! Нет! — В ярости она бессильно ударила кулаком по рулю.
Затем на какое-то время стало тихо, и снова голос Симоны. Слабый, почти угасающий. Задыхающийся.
— Я не вижу… пожалуйста, выпустите меня, — умоляла она, и Никки зажмурилась, словно таким образом могла изгнать кошмарный образ Симоны в гробу, несомненно прижатой к разлагающемуся телу, медленно погибающей от удушья. — О боже, помогите…
— Если бы я могла, — прошептала Никки, сердцем чувствуя, что уже поздно.
Мучительный крик прорезал салон автомобиля, вопль страха, такой чудовищный, что Никки поняла — он будет преследовать ее всю оставшуюся жизнь. Она распахнула дверцу, и ее вырвало на тротуар, а жуткие предсмертные звуки все еще неслись из магнитолы.
Она выпрямилась, вытерла рот рукавом и закрыла глаза. Представила, сколько ужаса испытала ее подруга.
— Пожалуйста, Господи, не дай мне умереть одной… Раздался страшный мучительный вопль, и Никки громко всхлипнула.
— Нет… нет, пожалуйста, Симона…
Она напрягала слух, но больше ничего не слышала. Только бездушное шуршание пустой пленки.
— Происшествие на кладбище Пелтье, — сказала Морисетт, как только Рид вышел из «кадиллака». Она стояла у машины с открытой водительской дверцей. Ждала, докуривая, когда Клифф Зиберт сядет на пассажирское сиденье. Услышав это, Рид напрягся. Он сразу подумал, что жертва — Симона Эверли. Знал, что Никки будет в отчаянии. — Ночью разрыли могилу.
— Черт. — У Рида дернулась челюсть.
— Эй, он отстранен от дела! — угрюмо напомнил Зиберт. — Поехали.
— Секунду, парень. — Морисетт выглядела раздраженной и усталой до чертиков. Она выбросила фильтр от сигареты в лужу, где тот зашипел и затих. Это дело достало ее, как и всех. — Есть еще немного времени, — бросила она через плечо. — Из диспетчерской послали машину, и команда Дайаны Мозес уже едет, так ведь?
— Да, но это наше расследование.
— Подожди минуту. — Когда младший полицейский забратся на пассажирское сиденье, Морисетт захлопнула водительскую дверцу «лендкрузера». — Идиот и истерик, — пробурчала она под нос, подойдя к Риду. — В общем, мы точно не знаем, но, скорее всего, в том гробу лежит Симона Эверли. Поезжай с нами и, если это так, свяжись с Никки Жилетт сам. Они были близкими подругами, а я, черт возьми, нагрубила ей вчера.
— Давай не будем делать преждевременных выводов.
— Какова вероятность, что там не она? — спросила Морисетт.
Риду не хотелось об этом думать.
— Встретимся там, — сказал он, и у него зазвонил мобильник. Судя по определителю, звонила Никки.
Или тот, кто украл ее телефон. Внутри все сжалось.
— Рид, — ответил он. Морисетт тем временем залезла в машину и выехата со стоянки.
— Слава богу. Пирс… ох… он связался со мной, — прошептала она судорожно.
— Кто? — Но он и так знал. Он уже шел к машине.
— Я получила конверт. Запись… господи, это Симона. Он убил ее. Этот проклятый ублюдок похоронил ее заживо и послал мне запись. — Она плакала, всхлипывая и шмыгая носом.
— Где ты? — Прижав телефон к уху, он нашел ключи и завел мотор.
— На дороге, недалеко от дома. — Она назвала ему улицу и адрес.
— Ты в безопасности?
— Что ты имеешь в виду?
— За тобой никто не ехал? — Он погнал «кадиллак» по дороге.
— О господи, — прошептала она и замолчала. — Я не знаю.
— Закрой все двери и оставайся на связи со мной. Я приеду через десять минут.
— Хорошо.
Он уложился в семь, и Никки обрадовалась ему так, как никому в своей жизни. Она распахнула дверцу машины и бросилась в его объятия.
— Эта скотина… Эта сволочь убила ее. — Ей хотелось раствориться в его крепких руках, закрыться от мира, найти успокоение в чьей-то силе.
— Тихо, — прошептал он ей в волосы. С серого саваннского неба падал дождь. Он прижал ее к себе, и это казалось так естественно. — Я с тобой.
Она вздрогнула, пытаясь стереть из памяти крики Симоны, разумом понимая, что не поможет подруге истерикой, и все равно словно распадаясь на миллион болезненных кусочков.
— Он оставил это у меня в машине. — Никки шмыгнула носом, отстранилась, подняла глаза и увидела, каким заботливым стало его лицо.
— Машина была закрыта?
— Нет, но я могла забыть… не знаю… он уже побывал в ней. Украл мой сотовый.
— У тебя есть запасной ключ?