– Я бы посоветовал взять себе такую женщину, которой никогда не обладал, – подумав, ответил Зигфрид. – Если всю жизнь встречался со светленькими – возьми темненькую, ну и так далее.

– Понятно, – пробормотал Рингрин. – Спасибо тебе, Зиг.

– Не за что, – сказал оборотень.

Взяв кочергу, Зигфрид принялся помешивать угли в камине. Причудливые рожицы подмигивали Рингрину из огня.

– Зиг, – сказал принц. – Прости меня, прости нас всех.

Бывший химмельриттер глянул на него через плечо.

– Я не люблю платить за это, – сказал оборотень. – Так что не бери в голову. Захочу, так схожу еще.

– Я не про то, что мы не берем тебя с собой в бордель, – ответил Рингрин. – Мы убили твоих друзей и твоего дракончика. Прости. Мы не могли поступить иначе. Я очень сожалею.

Зигфрид отбросил кочергу и выпрямился. Рингрин смотрел на его спину в темной рубашке.

– Это у вас так принято? – осведомился оборотень, не глядя на принца.

– В смысле?

– Мы, боремцы, не знаем прощения, – ответил Зигфрид. – Что сделано, то сделано… Никто и никогда не может поступить иначе, чем он поступил. Но знай – если бы Черное Пламя не сидел на Инкубаторе и не раскачивал его, ты бы никогда не увидел живую гросайдечь. И не сделал ее мертвой. Мы защищаем свою страну от драконов, и не нанимаемся уничтожать кого попало.

– А сейчас уходи, – добавил оборотень странным голосом.

– Зиг…

– Уходи.

Рингрин тихонько вышел.

Луч солнца, бледный и слабый, словно солнце было больно чахоткой, пробился в щель между темными плотными гардинами и улегся на щеке Аннвиля. Глиргвай увидела, что у него там озорная ямочка, и тихонько сжала руку Аннвиля. Он провел ладонью по ее волосам, поцеловал в висок.

– Я так рад, что ты пришла, – чуть хрипло сказал Аннвиль. – Честно-честно.

– Да я, в общем, тоже не жалею, – пробормотала Глиргвай.

Она была удовлетворена, утомлена и чуть рассеяна.

– Девушку соблазнить трудно, – признался он искренне. – А с тобой легко.

– И как же соблазняют девушек? – лениво осведомилась эльфка.

– Сначала разговоры, потом подарки. Потом прогулки, снова разговоры, подарки, может быть, если повезет, поцелуй в укромной беседке, – ответил Аннвиль. – Затем тебя начинают приглашать в гости. Ходишь, хвалишь стряпню, играешь на лютне, поешь… разговариваешь, опять же.

Глиргвай промолчала. Она вдруг поняла, что в его понятиях о жизни продала себя задешево. Сначала темная эльфка хотела объяснить Аннвилю, почему Ежи не тратят время на ухаживания. Парень с девушкой либо нравятся друг другу, либо нет – и в этом все. Для флирта еще будет время, когда кончится война. Но потом передумала. Позади была очень даже неплохая ночь. И впереди было еще много таких ночей. Глиргвай надеялась, что Лайтонд поведет их в замок Черного Пламени все же не завтра.

Аннвиль мог думать о ней что угодно.

А играть на лютне Глиргвай умела и сама.

Аннвиль не понял причины, но почувствовал, что настроение Глиргвай изменилось. Он замолчал, задумчиво наблюдая за девушкой сквозь ресницы. Аннвиль хотел, чтобы она еще пришла к нему, и пришла не раз. Этого желания он не мог скрыть на дне своих светлых, как море, глаз – для этого его ресницы все были недостаточно длинными. После близости ауры любовников ненадолго становились открыты друг для друга, как ауры Синергистов. «А еще он завидует мне», поняла Глиргвай. – «О Мелькор, было бы чему».

Аннвиль Хиалталлин, несмотря на юность, был одним из самых завидных женихов Рабина. Он уже мог жениться, если бы захотел. Но он не хотел. Слишком часто, после страстных клятв и нежных ласк, Аннвиль видел в ауре подруги отчетливое отражение денег и дворца своего отца. Это и бесило эльфа, и подрывало веру в свои силы. «Если бы не состояние отца, мне бы никто и не отдался», горько думал он иногда. Сейчас Аннвиль не видел в ауре Глиргвай и намека на подобную мысль. Ей было с ним хорошо, она была им довольна, и, пожалуй, даже благодарна. Больше ничего – но и это было гораздо больше, чем он привык получать.

Девушка поцеловала любовника и сказала:

– Я пойду.

– Не стоит тебе идти в одной ночнушке, простудишься, – ответил Аннвиль. – Твоя одежда осталась в ванной, ведь так? Подожди, я принесу ее.

Он поднялся, накинул теплый байковый халат и вышел.

Особняк, в котором располагался бордель, произвел на Рингрина двойственное впечатление. Это было солидное двухэтажное здание, крытое красной черепицей. Судя по мотивам на резных наличниках, изначально дом принадлежал мандреченам. Хотя, возможно, он и принадлежал им и сейчас, несмотря на вывеску в виде чудовищного цветка – растительные мотивы больше нравились эльфам. Во всем внешнем облике здания чувствовалась основательность, добротность без излишней вычурности. Было заметно, что здание недавно белили и подновляли крылечко. Черные пятна сажи на стенах и грубо отбитый угол дома выглядели странным диссонансом.

Рингрин сказал об этом Лайтонду, на что тот усмехнулся и ответил:

– Такова традиция мандречен. Они мажут лица своим детям сажей и одевают в лохмотья – причем так поступают даже очень зажиточные люди.

– Но зачем? – спросил озадаченный Рингрин.

Верховный маг Фейре задумался.

– Мандречены беззащитны, – сказал он. – Не перед внешними врагами, а перед завистью соседей и жадностью своих князей. Если кто-то увидит, что ты живешь хорошо, то сосед, скорее всего, спалит тебе сарай, а князь отберет красивую дочку.

Принц темных эльфов покачал головой и сказал:

– Подобный подход должен отрицательно влиять на развитие экономики в целом. Богатые граждане – богатая страна.

– Ты прав, – согласился Лайтонд. – Но в мандречи даже нет слова, равнозначному нашему понятию «граждане».

– А как же тогда называют жителей Мандры? – удивился Рингрин.

– Подданные.

– И что это значит? – спросил принц.

Он мог объясниться на языке людей только на бытовые темы.

– Рабы, – сообщил Верховный маг Фейре. – А ты изменился с тех пор, как мы с тобой лазали по подвалам Ильмоста в поисках сокровищ. Ты теперь думаешь как организатор, как лидер. Как правитель. В общем, так, как ты и должен думать.

– Ты тоже теперь другой, – ответил Рингрин.

– Какой же?

– Печальный.

Верховный маг Фейре прикрыл глаза веками.

– Это пройдет, – сказал он.

Они поднялись по ступенькам и вошли в дом.

Эльфы оказались в большом полуосвещенном зале. На улице еще не стемнело, но окна уже завесили плотными ставнями. Источником света была огромная хрустальная люстра под потолком. Рингрин прикинул, что в ней не меньше пятидесяти свечей, и решил избегать центра зала. Мало приятного, когда тебе за шиворот льется расплавленный воск. На мягких диванах вдоль стен сидели ярко одетые женщины. За столиками в центре располагались гости. Таинственно поблескивал синим стеклом буфет у дальней стены. Рассмотреть все как следует Рингрин не успел, потому что к ним подошел мужчина в черном. Ничего не спросив, он провел гостей через зал в небольшую комнату.