Ванга не стала дожидаться, пока он закончит фразу:

– Понял, в чём мы ошибались?! Я думаю, у нас ещё один игрок.

Сухов выглядел немного ошеломлённым.

– Поэтому ты повесила распечатку картины на мою панель? – хрипловато спросил он.

Ванга кивнула. Задумчиво отвернулась. Всё-таки достала сигареты вместо леденцов. Сухов проследил за пачкой ментолового «Кента».

– Но… зачем? Пиф, – казалось, Сухову надо ещё немного времени, чтобы прийти в себя. – Зачем ему?

Ванга усмехнулась, вовсе не весело. Она ещё и сама была не во всём уверена.

– А вот это мы должны спросить у него.

Снова позвонил Кирилл. Сухов развернул телефон экраном к Ванге.

– Господи, да отвечай уже, – сказала она. – Чего ему там нужно?! И включи громкую связь. Пожалуйста.

Сухов так и поступил. И она услышала:

– Какого хрена вы не отвечаете?! Оба?!

Сухов моргнул. Он ещё ни разу не слышал в голосе Кирилла столько… озлобленности? Или?..

– Мы были у Орловых, – спокойно сказал он. – А что за паника?

– Полная! Вы что, не в курсе?!

– В курсе чего?

– Вы… – Кирилл запнулся, – даёте. Он снова появился. В сети!

– Ещё вчера, – сказал Сухов.

– Нет! Сегодня… Сейчас!

Всё-таки не совсем озлобленность. С примесью чего-то. Если бы он не знал Кирилла, то подумал бы о панике. Или отчаянии.

– Ещё одно видео?

– Хуже! Прямой эфир. Они пока не могут этого остановить. Уже тысячи просмотров. Это… Зайдите прямо сейчас в, – он назвал социальную сеть. – Страничка некоей Лариной Татьяны, как будто она сама выложила. С её телефона, конечно же. Ладно, ловите ссылку, – Сухов посмотрел на Вангу, та не сводила взгляда с экрана телефона, словно за заставкой фото улыбающегося Кирилла она могла видеть нечто совсем другое, нечто очень похожее на картину Эдварда Мунка с его пробковой панели. А потом и Сухов сумел это увидеть, когда голос Кирилла дрогнул. – Он включил счётчик лайков и перепостов. Сухов… это кошмар.

В этот же момент в их разговор попытался вклиниться ещё один абонент. И Сухов услышал, как упал голос Ванги.

– Это Форель, – сказала она.

– Сопляк бестолковый, – пробормотал Аркадий Григорьев, отпирая ключом дверь собственной квартиры. Ему давно уже пора было подумать, что он преподнесёт жене к годовщине, и дочка, юла любопытная, покоя не даёт, что же «папа подарит маме», но Григорьев с загадочным видом отмалчивался, из чего можно было сделать вывод, что он готовит какой-то особенный сюрприз. И хотя в деловых отношениях о нём закрепилось мнение, что он тот ещё жмот, подарки Аркадий делать любил. Но только самым близким и самому себе. На себя любимого Аркаше было ничего не жаль, малейший каприз исполнялся, причём очень часто он умудрялся представить дело так, что каприз этот самый просто необходим для бизнеса. И такое о нём закрепилось мнение. В число же самых близких, помимо самого себя, входили супруга и дочь. Ну и редко – Младший, Рыжий Макс, правда, тому предварительно стоило особо потрудиться. Потрудился он и в этот раз, но немного нагадил и, судя по всему, продолжает гадить сейчас. Возможно, именно по этой причине Григорьеву было совсем не до подарка жене к приближающемуся празднику.

Сопляк не отвечал на звонки. Лишь раз позвонил, – видимо, уже должен был быть на курорте, – сказал какую-то ахинею и бросил трубку. Такого он себе прежде не позволял. Судя по всему, сопляк был в конец удолбанный. И тогда Аркадий Григорьев сделал одну вещь. Которая ему совсем приходилась не по статусу. Очень похоже на то, как его дочка, юла малолетняя, выслеживала своих ухажёров. Он включил функцию «найти айфон», хотя ничего, конечно, не терял. Он имел на это право. Сам подарил младшему Пифу айфон 10. Тогда было за что, тогда ещё сопляк так не оборзел; приподнёс к двадцативосьмилетию. Дядя Аркадий… Поиск Пифовского гаджета привёл его в замешательство. «Он, чего, сидит дома и квасит? – подумал Григорьев. – Или отчего он там торчит?»

У Григорьева были ключи от квартиры Младшего. Поймав себя на том, что занимается каким-то уж совсем непотребным делом, – скажи кому, не поверит! – он всё-таки съездил к нему домой. Открыл дверь, позвал Рыжего. Чисто, прибрано. Поставленный на зарядку айфон Пифа лежал на кухонном столе. Забыл? Отбыл на Гоа без телефона? Но… ведь он звонил уже позже своего рейса. Аркадий Григорьев быстро набрал номер Младшего. Пошли гудки, трубку опять не сняли. Но… лежащий перед ним на зарядке айфон молчал. Григорьев недоумённо захлопал глазами: он, что, вытащил симку? Вставил её в другой телефон? Зачем – этот самый модный… И для чего он тогда оставил его на зарядке? И почему тогда не снимает трубку?

– Ты что задумал, сопляк? – пробормотал Григорьев.

Всё, что происходило, ему не нравилось. Никакой паники, конечно, но сильно не нравилось. Хотя… Рыжий мог купить себе новый телефон – у этого, например, какие-то проблемы с зарядкой… Мог удолбаться на этом Гоа с какими-нибудь шлюшками. Мог в конец отбиться от рук! Но… молодость. Вернётся – он его в лоскуты порвёт, но ничего из ряда вон…

Такие за прошедшие дни Григорьев придумал для себя объяснения. Только червячок сомнения всё равно грыз неприятным холодком где-то под ложечкой. Вот и всплывают в самый неожиданный момент фразы про «сопляка». Не очень подходящий фон, чтобы настроиться на мысли о подарках.

И всё это ему очень не нравилось.

Григорьев вошёл в дом, сразу задвинул засов на двери. Механизм, похожий на скелет доисторического животного, был вынесен наружу. Являлся частью дизайна. Оформление холла вообще намекало на эпоху бодрой веры в механизмы. Нравился Аркадию стимпанк. Но в отсутствии чувства меры, вкуса или стиля его обвинить никто бы не мог.

Григорьев включил свет, снял своё невесомое пальто из кашемира, всё же вечера ещё стояли прохладные, и решил первым делом вымыть руки. Сегодня его ждёт замечательный холостяцкий вечер. Большую часть времени семья жила за городом, где юла-малолетка ходила в школу, а завтра ещё пара важных мероприятий, и если бы не Пиф, то можно было бы сказать, что всё прекрасно.

– Сопляк, – пробормотал Григорьев и решил, что на сегодня хватит.

И остановился как вкопанный. Озадаченно моргнул. Недоумение на его лице быстро уступило место гораздо более тревожному выражению. Лёгкий ком подкатил к горлу. Сердцебиение и плохая отдышка тут же напомнили о себе.

Григорьев смотрел на дверь в ванную. То, что он принял за шутку – и ему очень бы этого хотелось – кого-то из домашних, не было шуткой. И уж точно не домашних. На двери ванной ему оставили записку. Огромную, можно сказать, плакат. Неплохого дизайна. И буквами, которых не спутать, буквами, якобы вырезанными из газет. Он несколько сиротливо огляделся по сторонам. Ком, подступивший к горлу, пришлось сглотнуть. Самыми крупными буквами было исполнено предостережение или предупреждение: