Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Здорово, воин!
– Здравствуйте.
В палате зашевелились.
– Давай знакомиться, – говорит мужик напротив, – меня Виктором звать.
– Сергей, – представляюсь я.
Те, что спали, уже поднялись. И у обоих тоже по правой ноге загипсовано. Интересно получается – трое с одинаковыми травмами в ряд.
– Андрей, – кивает мужик со средней койки.
– Тоже Андрей, – представляется следующий.
– Евгений Николаевич, – прогудел усач от окна.
– А рядом с тобой Валера, – представил полностью загипсованного Виктор.
Человек-гипс гугукнул и гирьки задвигались. Это надо полагать – приветствие.
– Сколько времени?
– Полвосьмого, – ответили от окна, – скоро обход и завтрак.
– Нас всех съедает дикое любопытство, – говорит Виктор, – что с тобой, парень, произошло? Санитарка, что застелила вчера постель, поведала – избили тебя. Хорошо, видать, досталось, раз без сознания в палату на каталке прикатили.
– Да, досталось хорошо. Но и я в долгу не остался. Больше не полезут.
Не врал. Я действительно, если не каждого, то большинство отоварил от души.
– И сколько супостатов было? – спросил Андрей со средней койки.
– Пятнадцать.
– Сколько? – удивился усач, и не только он. Даже гирьки удивленно закачались.
– Пятнадцать, – повторил я. Про трех взрослых даже упоминать смысла нет. И так по лицам мужиков видно, что не верят.
– А почему не убежал, – спросил Андрей у окна.
– Со мной девушка была.
– Что, били при ней? – это спросил второй Андрей.
– Нет, я попросил, и она ушла. Её пропустили.
Опять смотрят недоверчиво.
– А потом почему не убежал?
– Я не привык от проблем бегать. Поэтому и остался.
– Глупо, – прогудел усач.
– Согласен, – кивнул я. – Сейчас сожалею, но прошедшего не вернуть.
Пусть не верят. Что-то доказывать я не собираюсь, как и рассказывать все. Со стороны всегда видней и умнее получается. Знал бы я, что впоследствии будет…
Мне есть, о чем жалеть. Однако прошлого не вернуть, и не думаю, что появится еще один шанс все исправить.
Поднялся, спустил ноги на пол. На стуле у тумбочки лежит моя одежда, под стулом обнаружил простенькие тапочки. Надел штаны, тапки и встал. Голова закружилась, начало подташнивать. Хорошее сотрясение мне обеспечили. Ладно, хоть ничего не сломали. Руки-ноги явно целы, только сине-оранжевые, от ушибов.
– Где тут туалет?
– Направо по коридору, через дверь, – ответил Виктор. – Тебе помочь?
Интересно, как мне он поможет, на костылях-то? От окна послышалось кряхтение, это с койки поднялся Евгений Николаевич.
– Я тоже в туалет иду, если что, помогу дойти.
– Спасибо, я сам.
Головокружение утихло, но тошнота не прошла. Изредка опираясь о стену, добрел до туалета, справил нужду, потом в зеркало над умывальником разглядывал себя. Лицо припухшее, желтого цвета, чем-то намазали, наверно. М-дя, глаза узковаты… не лицо, а мандарин недозрелый. Покрутил головой – на китайца стал похож. Хорошо мне насовали. Почему же нет фингалов?
Вернулся обратно. Только устроился на койке, как в палату бодро вошел врач, мужчина лет тридцати пяти. Поздоровался со всеми и, увидев, что я не сплю, направился ко мне.
– Здравствуйте, молодой человек.
– Здравствуйте, – ответил я и улыбнулся. Знал бы он – сколько мне на самом деле лет.
– Что ж, хорошее настроение признак выздоровления.
Доктор присел на край постели, выудил из кармана ручку. Выставил перед собой.
– Смотри на колпачок.
Он поводил ручкой крестообразно, наблюдая за мной. Затем убрал ручку в карман и спросил:
– Голова болит?
– Терпимо.
– Кружится? Тошнота есть?
– Немного.
– Это пройдет. Организм молодой, восстановишься быстро.
– То, что переломов нет, ясно и так, – говорю я. – Тошнота – признак сотрясения. А что еще? И почему я весь желтый? Мне печень не отбили?
– Нет, – ответил врач, – печень в норме, но отбили тебя всего. Гематомы на горле и по всему телу, плюс сотрясение. А желтизна эта от мази. Хорошей, кстати. Если бы не она, быть тебе синим-синим. И опухшим.
Ага, как в анекдоте – ушиб всей бабки. Хорошо хоть, зеленкой всего не закамуфлировали, мазь нашлась. Что потом бы ни говорили, а в это время лечили хорошо.
– Спасибо…
Но меня прервал врач:
– Спасибо скажешь папе одной девочки, который это лекарство привез. Импортную мазь. Хорошую.
Он поднялся.
– Хорошая девчонка. Красивая. За тебя все переживала. – Он помолчал немного. – Пару дней полежишь тут, под наблюдением, а потом и домой поедешь. Кстати, вот-вот твои родители появятся. Еле вчера уговорил их домой уехать, а то твоя мама порывалась тут ночевать.
Врач шагнул к следующей койке.
– А как ваши дела, больной?
Гирьки зашевелились, и послышалось невнятное бубнение. Выслушав и, похоже, поняв эти звуки, врач кивнул.
– А что же вы хотели, любезный? Пролететь семь этажей, пробивая настил строительных лесов, и остаться целым? Вам теперь до осени в этом скафандре куковать, а потом еще и ходить учиться заново…
Кошусь на беднягу. Я бы с тоски на его месте помер. Ладно, хоть мне ничего не сломали, а то веселые были бы у меня летне-гипсовые каникулы.
Дверь в палату распахнулась. Показалась каталка, уставленная тарелками и стаканами.
– Завтракать будем, молодой человек? – осведомилась санитарка.
Несмотря на остаточное ощущение тошноты, позавтракать следовало. Мне выставили на тумбочку тарелку с тонким блином растекшейся манной каши, стакан чая и два кусочка белого хлеба. Не весть какая сытность, но аппетит раздраконила всерьез.
– Что, добавки надо? – Санитарка, видать, опытная, или у меня голод на лице написан.
– Не откажусь.
– Сейчас принесу.
Но санитарка вернулась без добавки.
– Там родители к тебе приехали, – сказала она. Потом повернулась к врачу, который осматривал соседа напротив.
– Валерий Андреевич, там ВАС спрашивают.
Врач глянул на неё и очень шустро выскочил из палаты. Я надел тапочки и поковылял следом. Тошноты почти не было, и голова кружилась не так, как в первый раз, однако слабости прибавилось.