Да, я допускал некоторую нетактичность по отношению к работникам науки, в частности в адрес Академии наук, – продолжал Хрущев, – но ведь не секрет, что наша наука по многим вопросам отстает от зарубежной науки и техники. Мы в науку вкладываем огромные народные средства, создаем все условия для творчества и внедрения в народное хозяйство результатов науки. И надо заставлять, требовать от научных учреждений более активных действий, настоящей отдачи. Это ведь истина, от нее никуда не уйдешь».

Далее Хрущев аргументированно объяснил предпринятые в свое время меры в связи с событиями на Суэцком канале, во время Карибского кризиса, по взаимоотношениям с КНР. Эти вопросы тоже решали коллективно.

«Я понимаю, что это последняя моя политическая речь, как бы сказать, лебединая песня. На Пленуме я выступать не буду. Но я хотел бы обратиться к Пленуму с просьбой…»

Не успел он договорить, как ему в категорической форме Брежнев ответил: «Этого не будет». Его поддержал Суслов.

После этого Хрущев сказал: «Очевидно, теперь будет так, как вы считаете нужным (при этом у него на глазах появились слезы). Ну что же, я готов ко всему. Сам думал, что мне надо было уйти, ведь вопросов много, а в мои годы справиться с ними трудно. Надо двигать молодежь. О том, что происходит сейчас, история когда-то скажет свое веское правдивое слово.

Сейчас я прошу написать заявление о моей отставке, и я его подпишу. В этом вопросе я полагаюсь на вас. Если вам нужно, я уеду из Москвы».

Кто-то подал голос: «Зачем это делать?» Все поддержали. Хрущева оставили в Москве, установив надлежащий надзор. Так совершился своего рода государственный переворот.

КОРР. А каково Ваше мнение о том, как этот своеобразный переворот готовился?

ШЕЛЕСТ. В статье Р. Медведева героем переворота сделан Суслов. Его имя упоминается 18 раз. Считаю, что такая роль преувеличена. При Хрущеве Суслов не являлся вторым человеком в руководстве, как это стало при Брежневе. Доклад, с которым Суслов выступил на Пленуме, готовил Полянский и другие товарищи. По идее с ним должен был выступить Брежнев или в крайнем случае Подгорный. Брежнев просто сдрейфил, а Подгорный категорически отказался. Тогда поручили сделать это Суслову. Если Шелепин, как утверждает Медведев, и принимал какое-то участие в подготовке материалов к Пленуму, то Суслов до последнего момента не знал о предстоящих событиях. Когда ему сказали об этом, у него посинели губы, передернуло рот. Он еле вымолвил: «Да что вы?! Будет гражданская война».

Словом, сделали Суслова «героем». А он не заслуживает этого. Решающая роль в смещении Хрущева от начала и до конца принадлежала Брежневу и Подгорному и никому другому. Такова истина.

КОРР. Как Вы считаете, было ли смещение Хрущева и приход к власти Брежнева делом объективно необходимым?

ШЕЛЕСТ. Нет, такой необходимости не было. Это мое твердое убеждение, хотя я сам принимал участие в случившемся. Сейчас сам себя критикую и искренне сожалею о случившемся.

Скажу еще о Хрущеве. Я его знаю хорошо: за границу ездили, отдыхали вместе. Он рассказывал, как обезвреживали Берия. Это был мужественный поступок. Об этом надо говорить. При Берия могло произойти непоправимое. Считаю полезной его идею создания совнархозов. Много сделал Хрущев для освоения космоса, развития наших ракетных войск. Он строго спрашивал за дела в этой области с партийных работников, руководителей министерств. Это был чистый, кристальный человек, до мозга костей преданный партии. Настоящий партийный работник с богатым жизненным опытом. Не любил болтунов. Любил людей дела, творцов.

КОРР. Вы много лет проработали при Л. И. Брежневе. Что хотели бы сказать о нем, что вспоминаете?

ШЕЛЕСТ. Помню нашу встречу с Брежневым в феврале 1964 года. Я был тогда в Москве. Поздравить меня с днем рождения приехали Брежнев и Подгорный. Посидели за столом. Разговор шел главным образом о положении в стране, но чувствовалось, что моих гостей что-то грызет. Говорили они о трудных взаимоотношениях в верхах, о несработанности центрального аппарата.

Уже тогда у меня зародилось чувство тревоги, неловкости. Не знал, что за всем этим произойдет в последующие ближайшие месяцы, какую роль предстоит сыграть мне в смене руководства партии, государства. И мысли подобной у меня не было. Но тревогу ощутил. Словом, прощупывали меня.

Считаю, что Брежнев как руководитель партии и государства был фигурой случайной, переходной, временной. Если бы не Подгорный, его бы через год сменили. Поддерживал Брежнева Подгорный. А почему – не знаю. Брежнев особенно боялся тех руководителей, кто помоложе. Так были убраны Семичастный, Шелепин, Катушев. Впоследствии он расправился со всеми, кто его на первых порах поддерживал – с Вороновым, Подгорным, Косыгиным.

Делал он это, мягко говоря, не по-джентльменски. Вот, к примеру, случай с Семичастным, бывшим председателем КГБ. Шло заседание Политбюро. Решались многие вопросы. Под конец Брежнев достает из нагрудного кармана бумажку, говорит: «Теперь, товарищи, еще один вопрос, о Семичастном, позовите его, пожалуйста». Никто из сидящих ничего не знает, с самим Семичастным не разговаривали. И вот: «Мы решили вас переместить на другую работу». Куда? Почему? Объяснение было коротким, неубедительным. Тут же Брежнев предложил утвердить председателем КГБ Ю. В. Андропова, с которым тоже до этого разговора не было. Думаю, что за всех членов Политбюро вопросы решала четверка – Брежнев, Подгорный, Суслов и Косыгин.

Так, примерно, поступал Брежнев и с другими неугодными ему людьми. С Косыгиным, например, вообще поступил по-хамски. Тот был уже на пенсии, лежал в больнице после инфаркта. Посетил его Брежнев и спрашивает: «Когда освободите дачу?»

Был Брежнев трусливым, мнительным и недалеким человеком. Любил власть и почести. Знаете, как он получил вторую Звезду Героя? К своему 60-летию он был уже Героем Социалистического Труда, получил за ракетные дела. Решили дать к юбилею вторую звезду. Я был тогда в Киеве. Присылают из Москвы представление. Смотрю: подписали уже почти все члены Политбюро. Ну и я подписался. Через два-три дня звонит мне Подгорный: «Петро, ты знаешь, что Леня настаивает на том, чтобы ему дали Звезду Героя Советского Союза?» Я говорю: «С какой стати?» В ответ: «Что ты спрашиваешь! Он уже всех уговорил, остался ты один».

Вот так. И пошел этот звездопад.

Особенно следует подчеркнуть низкую общую культуру Брежнева, его некомпетентность во многих вопросах. Этим, видимо, и объясняется факт приближения им к себе Суслова. Чуть что: «Свяжитесь с Михаилом Андреевичем». Суслов же, на мой взгляд, фигура еще не раскрытая. Он меньше принес партии пользы, чем вреда. Плоды его деятельности мы пожинаем и сейчас, в частности по историческим, идеологическим и национальным вопросам. Он очень настаивал на быстрейшем слиянии наций, их языков и культур. К чему это привело, мы видим на примере Нагорного Карабаха. Эту личность трудно даже обрисовать. Он был оторван от жизни, очень замкнут. Я бы не сказал, что его боялись. Он иезуитством брал, средневековыми методами…

Позже, когда я уже работал в Москве, Суслов организовал статью в журнале «Коммунист Украины», в которой критиковалась моя книга за возвеличивание казачества. Но я же в казаках не служил, а пользовался архивами. Книгу через месяц изъяли. Пришел к Брежневу, говорю: «Что же вы делаете?» – «Книгу я не читал, – сказал он. – Это сделано по указанию Суслова».