Не знаю, какое количество зеленой массы кукурузы собирали мы в ту пору на силос, как не знаю и того, почему ее сеяли там, где она вовсе не давала урожая.

Отчего у нас самое благое намерение – это относится и к кукурузе, и к строительству крупных животноводческих комплексов, и к закладке промышленных садов – примеры можно продолжить – часто оборачивается бедой, становится делом глупым, разорительным?

Чтобы прояснить кукурузную тему, сошлюсь на публикацию в газете «Аргументы и факты» (декабрь 1987 г.). Академик ВАСХНИЛ В. А. Тихонов сообщил корреспонденту: «В стране, например, ежегодно производится до 90–100 миллионов тонн пшеницы. Кроме того, не менее пятой части от произведенного мы закупаем на внешнем рынке. Потребность же в продовольственной пшенице не более 37–38 миллионов тонн… В мире нет более или менее крупномасштабного хозяина, который бы добровольно согласился на такую «технологию» и структуру производства… Стране требуется ежегодно не менее 60–65 миллионов тонн кукурузы. Вместо этого имеем 10–14 миллионов тонн. И даже наши планы на перспективу пока не предусматривают серьезного изменения структуры зернового баланса. А между тем в стране имеются районы, где вместо кукурузы выращивают пшеницу, хотя там условия для выращивания кукурузы не хуже, чем в знаменитой Айове».

За Полярным кругом или в Новосибирской области, конечно, не нужно было сеять кукурузы. А вот как в других местах?

В наши дни кукуруза «реабилитирована». Прямо говорится, что ее раннеспелые сорта могут выращиваться в самых различных регионах. Больше того, теперь мы вновь заявляем, что без кукурузного силоса животноводство не поднять. При этом, конечно, не вспоминают «кукурузника» Хрущева.

В годы, когда я работал в «Известиях», не было дня, чтобы наш домашний почтовый ящик не переполняли письма с самыми разными просьбами. Просители осаждали квартиру таким плотным кольцом, что приходилось вести за собой в редакцию целый хвост жалобщиков, иначе они не пропускали меня.

На следующий же день после сообщения о моем освобождении с поста главного редактора «Известий» в октябре 1964 года все изменилось. Никто не нуждался ни в моих советах, ни в моей помощи. С похвальной оперативностью начали появляться не только мелкие пасквили, но и романы, посвященные моей персоне. (Особенно тут старался литератор Шевцов, получивший высокую поддержку.) Я-де давал «плохие советы», спасал «не тех людей», поддерживал не то, что надо, и вообще был «баловнем безродным».

Меня это не удивляло. Да и не во мне было дело. Неприятие XX съезда партии водило перьями.

Я начал свои заметки с того, что имя Хрущева не упоминалось даже в 1987 году. А теперь накопилось уже немало свидетельств: интерес к личности Никиты Сергеевича возрастает. Одна из таких записей была для меня неожиданной.

Шелеста, первого секретаря ЦК КП Украины, я знал мало, несколько раз говорил с ним по телефону в связи с теми или иными газетными публикациями, касавшимися Украины. Когда появился в газете мой рассказ о подвиге украинского паренька Василя Порика во Франции, Петр Ефимович позвонил мне, сказал, что украинское правительство вошло в Президиум Верховного Совета СССР с ходатайством о присвоении Порику звания Героя Советского Союза. Ему хотелось, чтобы газета «Известия» поддержала эту просьбу. Мы так и сделали.

Через несколько лет после смещения Хрущева сам Шелест был отозван с Украины, назначен заместителем председателя Совета Министров СССР, ведал там второстепенными вопросами, а затем отправлен в отставку. Перед этим актом Шелеста обвинили в пропаганде украинского национализма. Тут особенно усердствовал Суслов, ставший правой рукой Брежнева по идеологическим вопросам. Теперь мы понимаем, что именно Суслов был идеологом брежневщины.

В конце лета 1988 года к нам домой зашел главный редактор газеты «Аргументы и факты» Владислав Андреевич Старков. Разговор, естественно, зашел о Никите Сергеевиче. Общими усилиями мы прояснили некоторые подробности его жизни в последние годы. Упомянул я имя Шелеста. И тут Старков показал запись беседы корреспондента «АиФ» с Петром Ефимовичем Шелестом.

Приведу вопросы и ответы Шелеста, которые относятся к Никите Сергеевичу Хрущеву, к тому времени, когда сам Шелест был «наверху».

«КОРР. Когда вас избрали первым секретарем ЦК КП Украины?

ШЕЛЕСТ. Не сразу. Был и секретарем Киевского горкома, вторым и первым секретарем обкома и секретарем ЦК КПУ. «Первым» меня избрали в 1962 году. Процедура при этом была такая. В Москву на заседание Президиума ЦК КПСС вызвали троих: меня, первого секретаря Донецкого обкома партии Ляшко и первого секретаря Харьковского обкома партии Соболя. Были беседы, каждого приглашали в отдельности. Не знаю почему, но выбор пал на меня. И я был рекомендован на эту должность.

Спустя три месяца избрали кандидатом в члены Президиума ЦК КПСС, а затем в члены Президиума, преобразованного впоследствии в Политбюро.

КОРР. Став первым секретарем ЦК КП Украины, вы были в тесном контакте с высшим руководством страны, в том числе и с Н. С. Хрущевым. Каково ваше мнение о его политической деятельности?

ШЕЛЕСТ. Об этом довольно подробно писалось в вашем еженедельнике. Многие оценки его работы разделяю. Ошибок было немало, но их должны разделить и члены Президиума ЦК КПСС. Я согласен с высказыванием в ту пору Микояна, который заявил на заседании Президиума, что деятельность Хрущева – это большой политический капитал партии. В самом деле, одно развенчивание культа личности Сталина чего стоит, решиться на такой шаг мог лишь человек большого мужества и верности идеалам социализма. В этой связи характерна и речь Н. С. Хрущева на заседании Президиума ЦК КПСС, решавшего его судьбу. Видимо, у меня одного сохранилась теперь ее запись, так как стенограммы на том заседании не велось. На том, последнем для него заседании Хрущев был подавлен, изолирован, бессилен что-либо предпринять и все же нашел в себе силы и мужество сказать:

«Я благодарю, что все же кое-что сказали положительное о моей деятельности. Рад за Президиум в целом, за его зрелость. В формировании этой зрелости есть и крупинка моей работы.

Всех нас и меня воспитала партия. У нас с вами одна политическая и идеологическая основа, и против вас я бороться не могу. Я уйду и драться не буду. Еще раз прошу извинения, если кого обидел, допустил грубость – в работе все могло быть. Однако я хочу сказать, что ряд представленных мне обвинений я категорически отвергаю. Я не могу все обвинения вспомнить и парировать их. Главный мой недостаток и слабость – это доброта и доверчивость. Но вы все здесь присутствующие открыто и откровенно мне о моих недостатках никогда не говорили и всегда поддакивали, поддерживали. С вашей стороны отсутствовала принципиальность и смелость. Меня обвиняют в совмещении постов Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совмина СССР. Но ведь я сам этого не добивался. Этот вопрос решался коллективно, а некоторые из вас, в том числе и Брежнев, даже настаивали на этом. Может быть, моя ошибка, что я этому решению не воспротивился, но вы все говорили, что делается это в интересах дела. Теперь же вы меня в совмещении постов обвиняете.