«Страйкеры» откинули рампы, и мы быстро оказались внутри.

«Вы видели, сколько тут этих чертовых ублюдков?» — спросил один из членов экипажа, когда мы ехали на базу.

«Нет, — сказал я. — Мне некогда было смотреть. Я стрелял».

«Они буквально повсюду. — Парень продолжал подливать масла в огонь. — Мы уже кучу положили, но это даже не половина. Мы только заставили их залечь. Надеюсь, вы, черт возьми, на сегодня закончили?»

И не только мы на это надеялись.

Эта ночь выбила из меня дерьмо. Именно тогда я осознал, что я вовсе не сверхчеловек. Я смертен.

Конечно, мне не раз уже приходилось влипать в такие ситуации, где, казалось, я неизбежно должен был погибнуть.

Но… я не погибал. Эти мысли были мимолетны. Они исчезали без следа.

В конце концов я стал думать, что меня невозможно убить. Они не могут убить нас. Мы неуязвимы, черт побери. У меня есть ангел-хранитель, я «морской котик», я везунчик, и все такое; я не могу умереть. И вдруг, внезапно, в течение минуты я дважды оказываюсь на волосок от смерти.

Черт побери, подошла моя очередь.

Мы были искренне счастливы и благодарны за наше спасение. Мы чувствовали себя в полной заднице.

Попытка незаметно просочиться в Садр-Сити не увенчалась успехом, да и не могла им увенчаться, и командование должно было понимать это с самого начала. Плохие парни всегда знали, где мы находимся. Значит, нам просто нужно было воспользоваться этим.

Через два дня после того, как нас вышибли из Садр-Сити, мы вернулись. На сей раз на «страйкерах». Мы заняли строение, известное как «банановая фабрика». Это было четырех— или пятиэтажное здание, забитое ящиками из-под фруктов и разным оборудованием, по большей части выведенным из строя задолго до нашего появления здесь. Не уверен на сто процентов, что здесь перерабатывали именно бананы, и что там вообще могло быть; все, что мне известно, — это то, что здесь было отличное место для снайпера.

Поскольку на крыше было слишком опасно, я оборудовал лежанку на верхнем этаже. Около девяти утра я понял, что гражданских на улице становится все меньше. Это был верный знак — они что-то заметили и поняли, что надо держаться подальше отсюда, чтобы не оказаться на линии огня.

Несколько минут спустя на теперь уже опустевшей улице появился иракец, вышедший из полуразрушенного здания. Он был вооружен автоматом Калашникова АК-47. Пригнувшись, он начал тщательно выбирать цель среди наших инженеров, возводивших заградительную стену. Как только я понял, что он готов, я прицелился в середину корпуса и выстрелил.

До него было около сорока футов (12 м). Боевик упал замертво.

Спустя час другой парень выглянул из-за стены в другой части улицы. Он бросил быстрый взгляд в направлении строящейся стены и скрылся.

Все это могло показаться совершенно безобидным — и уж точно не подпадало под правила ведения боя — но я понял, что нужно быть внимательнее. За годы в Ираке я хорошо изучил шаблон действий боевиков. Он выглядывали из укрытия, быстро оглядывались, и затем исчезали. Я называл их «подглядами», которые должны были убедиться, что место не находится под наблюдением. Я уверен: они знали, что мы не имеем права стрелять в тех, кто просто оглядывается по сторонам.

Но и я это тоже знал. А еще я знал, что если я буду спокоен, то парень, или кто там выглядывал, обязательно появится снова. Так оно и вышло: спустя несколько минут он опять появился.

В руках у него был РПГ. Он быстро встал на колено, изготовившись к стрельбе. Я свалил его прежде, чем он успел выстрелить.

Потом началась игра на выжидание. Гранатометы имели большую ценность для боевиков. Я точно знал, что рано или поздно кто-нибудь попытается подобрать РПГ.

Я ждал. Казалось, что я ждал вечность. Наконец, кто-то выскочил из дома и подобрал гранатомет.

Это был ребенок.

Я прекрасно видел его в оптический прицел, но не стрелял. Я не собирался убивать ребенка, — неважно, был он в чем-то виноват, или нет. Я ждал, пока сам пославший его дикарь покажется на улице.

До вечера я убил семерых боевиков и еще нескольких — спустя день. Мы оказались в зоне, где было множество целей.

Поскольку мы располагались близ улиц, по которым перемещалось множество боевиков, большинство выстрелов производилось с короткого расстояния — самое меньшее порядка 200 ярдов (около 180 м). Самый дальний мой выстрел в это время был на дистанцию 880 ярдов (800 м); в среднем до цели было примерно 400 ярдов (365 м).

Город вокруг нас был совершенно шизофреническим. Мирные граждане спокойно ходили по своим делам, что-то продавали и покупали на рынке и т. д. Внезапно среди всего этого появлялись люди с оружием, крадущиеся по улице, чтобы обстрелять возводящих стену солдат. Начав отстрел боевиков, мы тут же сами превратились в мишень. Всем было известно, что мы здесь, и теперь плохие парни должны были выползти из своих щелей и попытаться нас уничтожить.

В конце концов на моем личном счету оказалось столько подтвержденных ликвидаций, что я решил немного отойти в сторону и дать другим парням шанс. Я старался дать им самые лучшие позиции для стрельбы в занятых нами зданиях. И все равно у меня было много возможностей увеличить свой счет.

Как-то мы заняли один дом, и, после того как все парни выбрали себе стрелковые точки, выяснилось, что ни одного подходящего окна для меня не осталось. Тогда я взял кувалду и сделал пролом в стене. Это заняло довольно много времени.

Когда я, наконец, занял свое место, обзор у меня не превышал трехсот ярдов (270 м). Но стоило мне приладить винтовку, как три боевика появились на противоположной стороне улицы, в каких-то пятнадцати ярдах от меня.

Я убил всех троих. Я обернулся и сказал одному из подошедших офицеров: «Хотите попробовать?»

Через несколько дней мы обнаружили, что нападения усиливаются, когда рабочая бригада приближается к перекрестку. В этом был смысл: боевикам было удобнее атаковать в таких местах, где имелись легкие пути к отступлению.

Мы научились подниматься на верхние этажи и просматривать улицу по сторонам. Потом мы стали бить этих парней сразу при появлении.

В Фаллудже было непросто. В Рамади было хуже. Но Садр-Сити был хуже всего. Боевое дежурство могло длиться двое или трое суток. Мы сменялись на день, перезаряжались, и снова шли в бой. Жестокие боестолкновения, день за днем.

У боевиков были не только автоматы Калашникова. В каждой перестрелке по нам выпускали ракеты. Мы отвечали, вызывая поддержку с воздуха, вертолеты, вооруженные ракетами «хеллфайр» и другими.

Возможности электронной разведки значительно возросли за несколько последних лет, и США сумели найти ей хорошее применение — наведение беспилотников Predator и других ударных средств. Но в данном случае противник особо не прятался, и обнаружить его не составляло труда. И он был весьма многочислен.