Даффи горько рассмеялся.

– Все мы там.

Стэн Ротштайн был среднего роста с гладким лицом и шапкой густых белокурых волос. Его темно-коричневый модный костюм был подогнан по фигуре, чтобы подчеркнуть крепкую мускулатуру, какая достигается ежедневными тренировками в спортзале. Внешне доктор напомнил Джеку типичного члена студенческого братства с первого курса, который, закинув за спину рюкзак, набитый учебниками, спешит на свою первую пару по психологии.

– Ключевым компонентом является то, что Эрика физически и психологически обижали в годы, когда он еще только формировался, – объяснял Ротштайн.

Он казался немного взволнованным, но говорил четко и ясно, как по бумаге. Джек гадал, не практиковался ли доктор дома перед зеркалом.

– Из-за травматического прошлого у Эрика возникли конфликтующие эмоции относительно обоих родителей, особенно это касается отца. Он знает, что такое гнев, растерянность, беспомощность, и сейчас все эти переживания владеют им.

– И именно поэтому он пережил приступ посттравматического шока, когда вошел в спальню, – отозвался Джек.

Он сидел на кровати, Даффи стоял напротив, опершись на стену.

– Именно так, – подтвердил Ротштайн. – Эрик был рад, что отец, который был его физическим и психологическим мучителем все эти годы, мертв. Он фантазировал на эту тему много лет. Однако он ощущает чувство вины из-за того, что случилось. Эти две конфликтующие эмоции, а также то, что он стал свидетелем смерти родителей, наваливаются на него одновременно. Его мозг отключается. Он в состоянии шока.

Джек все это прекрасно знал. Но он хотел, чтобы Ротштайн продолжал говорить, чтобы он чувствовал себя уютно, прежде чем он ударит доктора тем, что ему было нужно.

– Эрик не может вспомнить подробности событий той ночи, не говоря уже о том, что он видел в доме. Все это похоронено глубоко в нем. Если начать искать в этом направлении, он в любой момент может снова впасть в кому. И если это случится снова, кома может продлиться гораздо дольше нескольких дней.

– Я понимаю ваше положение, доктор.

– Хорошо, тогда вы не удивитесь, когда я скажу, что не смогу разрешить вам поговорить с ним.

– А как насчет обычных вопросов?

– Его разум слишком хрупок. Мне очень жаль, детектив Кейси. Жаль, что нет другого пути.

Первый тактический ход.

– Мне доводилось попадать в ситуацию Эрика.

Ротштайн молчал.

– Полагаю, вы понимаете, на что я намекаю, – продолжил Джек и улыбнулся, чтобы снять напряженность ситуации. – Я так понимаю, вы читали газеты.

– И видел новости.

– Значит, вы знаете об Оушн-Пойнт?

Ротштайн проигнорировал вопрос.

– Детектив, когда была убита первая семья, Росы, вы ведь вошли в дом, так?

Джек знал, куда клонит психиатр.

– Когда вы увидели мистера Роса, лежащего связанным на кровати, когда увидели, что случилось с его семьей, какой была ваша реакция? – спросил Ротштайн.

– Я был ошеломлен.

Выражение лица Ротштайна оставалось вежливым.

– Значит, вы не испытали посттравматического синдрома?

Джек сохранял безразличное выражение лица.

– Это застало меня врасплох.

– Принимая во внимание вашу историю, детектив Кейси, я думаю, что та ситуация подействовала на вас сильнее. – Ротштайн внимательно посмотрел на него. – Вы взрослый человек, и вы не смогли осознать это. Взгляните на ситуацию с точки зрения десятилетнего мальчика.

– Он знает, что случилось с его родителями?

– Он… Точнее всего было бы сказать, что он смутно осознает это. Но он не воспринял реальность этого, он также не знает подробностей их смерти. С ним его бабушка, он окружен вниманием медсестер, он под капельницей, его наблюдает психиатр, а сейчас его лечащий врач пришел его проведать. Он умный мальчик. Он понимает, что что-то происходит. Он напуган до смерти.

– Он знает, что был в отключке шесть дней?

– Нет. Представьте, что это может сделать с ним. – Ротштайн покачал головой. – Ответ «нет». Мне очень жаль, джентльмены.

Джек мог понять позицию доктора, его желание защитить десятилетнего мальчика. Но благие намерения не смогут спасти Эрика от Песочного человека или Алана Линча и его команды федеральных агентов. Как только Алан узнает о состоянии мальчика, никаких вежливых разговоров не будет. Алан подомнет Ротштайна и возьмет то, что ему нужно. Джек вспомнил о планах Алана по поводу Тейлор и Рейчел. Будущее Эрика было бы не лучше.

Джек уже успел подумать об этом, и у него был план.

Второй тактический ход.

– Вы в курсе, что ваш пациент видел лицо человека, который убил три семьи?

– Да, я знаю. Однако моя позиция непоколебима.

– Значит, вы понимаете, что обрекли его на смерть?

Ротштайн удивленно посмотрел на него.

– Простите?

– Видите вон тот пакет на кровати у вас за спиной? На нем еще имя Эрика написано.

– А что с ним?

– Это бомба.

Ротштайн побледнел. Его глаза широко раскрылись.

– Я думаю, там С-4, – продолжал Джек. – Вы знакомы с взрывчатыми веществами, доктор?

– Нет.

– Эрик открывает этот пакет, и всех, кто окажется в тот момент в больнице, будут потом собирать щипцами. Это незабываемое зрелище. Этим летом я видел такое дважды.

– Тогда хорошо, что вы его перехватили, – сказал Ротштайн и посмотрел на Джека, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица.

– На этот раз. Песочный человек ждет, что эта бомба взорвется. Когда этого не случится, он пошлет по почте еще одну или выкинет финт поумнее. Он очень находчив. Вы читали в газетах о камере слежения, которую он превратил в бомбу, использовав обычный пейджер? Что он может взорвать бомбу с помощью телефонного звонка? Возможно, на этот раз он устроит что-то другое, вроде взрыва бомбы в вестибюле. Откуда мне знать, возможно, он сейчас снаружи вместе с репортерами. Может быть, в этой комнате установлены «жучки», и он слушает нас.

– Мы перевезем Эрика.

– Куда?

– Я так понимаю, это ваша работа.

– Надеюсь, вы поверите, если я скажу, что куда бы я ни спрятал Эрика, Песочный человек найдет и убьет его. А вы будете следующим.

– Я?

– Эрик мог рассказать вам что-то, что вы передали мне. Возможно, вы даже говорили что-то жене. Не исключено, что прямо сейчас Песочный человек планирует навестить вас и вашу семью. Вы знаете, что он сделал с двумя семьями в Марблхеде, не так ли?