Слова Карписа, особенно в отношении Берка, противоречат логике. Берк, как и Болтон, проживающий в Детройте, занимался ограблениями самостоятельно.

После ухода из Egan’s Rats он не состоял ни в одной банде.

Стал бы Капоне использовать таких людей? Особенно бешеного Берка, который убил полицейского, при минимальном риске быть узнанным в затрапезном участке маленького городка?

С другой стороны, стал бы Капоне проводить операцию такого уровня, не посоветовавшись с самыми надежными убийцами, Скализом и Ансельми? Доверил бы планирование кому-то еще, кроме МакГурна, блестящая тактика которого свела на нет нападение убийц Айелло? Скализ и Ансельми не стали бы переодеваться в полицейских; члены банды North Side знали их в лицо (эту версию опровергает и история, что Моран лично видел полицейских, выходящих из автомобиля).

Скализ и Ансельми могли быть людьми в штатском, ожидающими, пока полиция не построит жертв лицом к стене. Настоящий американец, которого видел водитель грузовика Льюис, мог быть простым водителем.

Джордж Мейер утверждал: «Двое полицейских были настоящими копами из Шеффилдского участка». Говард Браун считал иначе. Полиция и журналисты решили, что ряженые полицейские были неизвестными участниками банды Egan’s Rats, а двое гражданских – Скализ и Ансельми.

Берк, как уверял Браун, близко не подходил к этому гаражу. Капоне этого никогда бы не допустил.

Действительно ли это была операция Капоне?

«Бойня в День святого Валентина не имела смысла», – говорит Майк Грэм, исследователь прошлого Чикаго и владелец музея 1920 годов. Мог ли человек, который не хотел никаких проблем, быть дирижером этих зверских убийств?

Конечно, Капоне бы задумался, какой жуткий общественный резонанс вызовет такая резня, и потери будут куда более тяжелыми, чем после убийства МакСвиггина. Игра не стоила свеч. Кроме того, как говорит Марк ЛеВелл, «пивные войны завершились в тот момент, когда Моран потерял лучших солдат». Это правда. Но войны прекратились бы и после смерти Морана.

Некоторые историки сегодня полагают, что заявления Капоне о непричастности к убийствам были правдивыми. В деле могла быть замешана и полиция, не получившая обычного вознаграждения, и разборка внутри самой банды Морана. Возможно, действовала группа деревенских гангстеров. Но эти объяснения в конечном итоге также не имеют смысла.

Практически каждая деталь бойни говорила, что это действительно была операция Капоне: организация предварительного наблюдения задолго до совершения акции, использование заранее купленного детективного автомобиля, аренда гаража для демонтажа транспортного средства, розыгрыш ареста, чтобы убийцы могли скрыться. Во всех деталях прослеживался характерный почерк Капоне.

Невозможно было предвидеть реакцию и поведение наемных убийц. Так было, когда Торрио и Капоне послали за Йелем для убийств Колозимо и О’Бэниона или при ликвидации Лонергана. Чтобы на ходу менять планы, требовалась умная голова, но в то утро в гараже не было ни Йеля, ни Капоне, ни МакГурна. Скализ и Ансельми были отличными исполнителями, но не стратегами.

Некоторые писатели уделили огромное внимание телефонным звонкам из Чикаго на Палм-Айленд перед бойней, а особенно звонкам МакГурна 11 февраля, несмотря на то что с 8 до 12 февраля Капоне находился на Багамах. Если предположить, что в 10.30 один из убийц позвонил на Палм-Айленд из гаража на Кларк-стрит и сказал: «Снорки, у нас здесь Моран, но вместе с ним еще шесть человек выстроились в шеренгу. Что делать?» Человек, потерявший миллионы из-за прошлых многочисленных убийств, потребовал бы притвориться, что произошла полицейская ошибка, и немедленно уйти. Капоне всегда отделял врагов от остальных. В крайнем случае приказал бы арестовать человека, которого приняли за Морана, и, возможно, Гузенбергов, и вывезти их на прогулку. Но устраивать демонстративную резню? Нужно было убрать с дороги Морана; бойня Капоне была не нужна.

Произошедшее вызвало сильное негодование по всей стране.

Нью-йоркская Sun писала: «Подобные преступления представляют собой высшее неповиновение общественным устоям во всем мире». Boston Globe увидела в бойне «очередное подтверждение, что все США склоняются к состоянию, в котором уже давно пребывает Чикаго», газета Record писала: «такое вполне может произойти и в Филадельфии».

Если бы в Чикаго не было Капоне, даже после бойни его место заняли бы другие.

Хотя специальная разведывательная служба Налогового управления США (IRS[156]) получила разрешение на официальное преследование Капоне лишь 18 октября 1928 года, правительственные агенты и прокуроры лелеяли эту идею еще с 1927 года, когда Верховный суд завершил дело, начатое шестью годами ранее.

IRS всегда утверждало, что любой доход, даже нелегально полученный, должен облагаться налогом, но подобные утверждения не имели законных оснований. В 1921 году правительство начало судебное преследование бутлегера-неудачника Мэнли Салливана за уклонение от уплаты налогов. Юристы Салливана утверждали, дядя Сэм заболел на всю голову, если требует отдать часть криминальных денег. Более того, разбирательство, ведущееся в связи с неуплатой гражданином налогов на нелегальный доход, подтверждает наличие такого дохода, а это является нарушением пятой поправки[157] к Конституции.

Верховный суд отклонил аргументы обеих сторон.

В силу этого решения по Салливану, чикагские агенты IRS стали хранить записи новостных ресурсов гангстеров, в частности, о щедрых вечеринках, проводимых Капоне в арендованном особняке. Подобные расходы лишний раз подтверждали наличие огромных неучтенных денежных сумм. Тем не менее правительство не могло облагать налогом просто деньги, они должны были быть официально заработаны. Другими словами, чтобы поймать Капоне (или любого другого уклонившегося от уплаты налогов лица), правительству были нужны доказательства самого факта неучтенного дохода.

В начале 1928 года IRS собрал достаточно материалов на Терри Драггэна и Фрэнки Лейка. В марте им были предъявлены обвинения в уклонении от уплаты налогов на доходы от владения незаконно действующих пивоварен.

Столь же многообещающие крючки IRS получил и на Ральфа Капоне. В 1926 году агент Эдди Уотерс убедил Ральфа, что он может избежать неприятностей, объявив реальный доход и уплатив налог, и предложил услуги по заполнению необходимых форм, которые Ральф нашел слишком сложными. Ральф согласился и признал доход на общую сумму $55 000 за предыдущие четыре года. Несмотря на смехотворность суммы, она была признана доходом. Уотерс сказал Ральфу, что он должен государству $4065 и 75 центов. По какой-то необъяснимой причине Ральф не заплатил, и в январе 1927 года правительство приняло решение о конфискации имущества, включая ценных скаковых лошадей.