Ноги у Бартоломью были словно ватные, и, судя по тому, как дрожал рядом с ним Майкл, толстый монах испытывал сходные чувства. К ужасу Мэттью, бенедиктинец сдавленно чихнул. Сено! Майкл не раз жаловался, что от сена на него нападает кашель. Бартоломью зажал Майклу нос, чтобы он не чихнул еще раз. Стивен оторвался от коня и поднял глаза.

– Кто здесь?

Он взял фонарь и осветил конюшню. Пегая кобылка рядом с ними беспокойно переступила с ноги на ногу; под копытами зашуршало сено. Стивен прищелкнул языком и вновь занялся вороным. Он в последний раз погладил его и вышел, тщательно закрыв за собой дверь конюшни. Голоса Стивена и работников отдалились – они двинулись через двор к дому.

– Надо как можно скорее уносить ноги, – сказал Абиньи. – Кинрик караулит снаружи.

Он чуть приоткрыл дверь и выглянул во двор.

– Они ушли в дом, – прошептал он, – и погасили свечи. Идем.

Ночь была ясная, и двор заливал яркий лунный свет. Бартоломью от души надеялся, что псы Стивена не поднимут лай, поскольку из окон дома беглецы были видны как на ладони. Словно из-под земли появился Кинрик и сделал им знак следовать за ним. Он передвигался в темноте как кот. По сравнению с Кинриком Абиньи, Майкл и сам врач казались Бартоломью стадом топочущих кабанов, и он то и дело оглядывался в полной уверенности, что кто-то смотрит из окна, привлеченный шумом.

Наконец они добрались до огромных ворот, где спутник Жиля вышел вперед и ключом отпер замок. Кинрик толкнул створку, и все пятеро выскользнули на улицу.

Спутник Жиля повернулся, намереваясь нырнуть обратно во двор, и на его лицо упал лунный свет.

– Рэйчел Аткин! – изумился Бартоломью.

– Тише! – шикнула женщина, испуганно озираясь по сторонам. – Ступайте, и побыстрее. Мне нужно возвращаться, пока никто не хватился.

– Так это вы были моей доброжелательницей! – осенило его вдруг. – Вы, наверное, подслушали, как Стивен говорил…

Она прикрыла ему рот ладонью.

– Ступайте, – повторила она снова. – Мастер Абиньи все объяснит.

Не успел он ничего сказать, как она уже проскользнула обратно во двор, и изнутри донесся скрежет замка.

Кинрик провел их по темным улицам в Майкл-хауз, где Бартоломью блаженно упал в Агатино кресло.

Майкл тяжело опустился на скамеечку рядом с ним, утирая пот со лба, и перехватил бутылку, которую Кинрик протягивал Бартоломью.

– Мне она нужна больше, чем тебе, лекарь, – сказал он, первым же глотком осушив добрую четверть бутылки.

Бартоломью откинулся в кресле и попросил у Кинрика воды. Несмотря на искушение выхлебать всю кружку сразу, он тянул воду медленно, по глоточку, поскольку знал, что после столь долгого пребывания без питья от холодной воды у него случатся желудочные колики.

Он подался вперед и коснулся руки Абиньи.

– Спасибо тебе, – сказал он. – И Кинрику тоже. Как вы узнали?

Валлиец закрыл ставни на окнах и присел рядом с Бартоломью, чтобы поворошить угли. Майкл еще раз от души приложился к бутылке – позаимствованной из того же запаса мастера Уилсона, как подметил Бартоломью.

– От твоего друга, – сказал Абиньи. – От Рэйчел.

Бартоломью поразился. После того как он устроил потерявшую сына женщину работать у Стивена, он едва ли вспоминал о ней. Лишь несколько раз видел ее в доме Стэнмора и слышал, что она привыкает к новой жизни.

Кинрик взял объяснения на себя.

– Она благодарна вам за то, что вы для нее сделали, когда погиб ее сын, – у нее ведь не было денег, чтобы похоронить его по-человечески, а вы позаботились об этом да еще подыскали ей работу и кров. Она молчунья, таких люди очень скоро перестают замечать.

Кинрик помолчал, и Бартоломью задался вопросом, не напомнила ли эта женщина его слуге самого себя.

– Она случайно услышала, как Стэнморы назначали тайное собрание, а ей было известно, что вы пытаетесь разузнать о Филиппе. Они упомянули ваше имя, и она решила, что вы можете выведать что-то полезное, если подслушаете. Ее с сыном изредка нанимали чистить двор в пансионе Бенета, когда вонь становилась слишком невыносимой, и потому она знала, как все там устроено. Остальное вам известно: вы встретились с ней у чумных ям, а потом подслушали, о чем шел разговор на собрании.

Абиньи продолжил:

– Когда в среду вечером ты не вернулся, Кинрик встревожился. Он все еще беспокоился, что Стэнморы могут оказаться вовлечены в заговор. В свете событий, пережитых накануне ночью, он считал, что ты не уехал бы в Питерборо, не предупредив его. Тогда он сделал единственное, что пришло ему в голову: подкараулил мистрис Аткин по пути на рынок. Она уже знала, что тайные собрания проходят в подполе под конюшней, когда Освальд в отлучке, и решила, что тебя могут держать там.

– Кроме того, я видел, как в четверг Майклу передали записку, и проследил за ним до конторы Стэнмора, – вмешался Кинрик. – Он тоже не вернулся.

– За неимением другого человека, кому можно было бы довериться, Кинрик попросил о помощи меня, – заключил Абиньи.

– И сколько же мы просидели в этом злосчастном месте? – спросил Бартоломью и наклонился растереть окоченевшие ступни.

– Сейчас уже почти утро субботы. Когда Грей вернулся вместе с твоим зятем и рассказал, что их одурачили якобы больной рукой Эдит, Кинрик заподозрил, что заговорщики что-то затеяли.

Абиньи так и распирало от любопытства, и, несмотря на усталость, Бартоломью полагал, что они с Кинриком заслужили право услышать ответы на свои вопросы. Майкл пустился в пространные и подробные объяснения, пока Бартоломью задремал в тепле у очага, а Абиньи с Кинриком слушали как завороженные. Наконец бенедиктинец поднялся и прервал дрему Бартоломью.

– Боюсь, нам придется пережить все это еще раз, – сказал он. – Утром приезжает епископ.

Бартоломью простонал.

– Мы и так целыми днями только и делаем, что говорим.

Майкл погрозил ему пухлым белым пальцем.

– Это куда лучше того, что готовили тебе Суинфорд и Колет.

Майкл, бесспорно, был прав. Они немного постояли перед входом в кухню. Бартоломью наслаждался свежим бодрящим запахом ночи и любовался небом, которое уже не чаял увидеть вновь.

Кинрик зевнул во весь рот.

– Пожалуй, пойду-ка я спать. Через пару часов начнется университетский диспут, и меня пригласили за шиллинг поработать помощником педеля – приглядывать за воришками-карманниками в толпе. Если, конечно, вы не хотите, чтобы я остался с вами, – добавил он, с тревогой глядя на Бартоломью.

Бартоломью покачал головой, улыбаясь.

– Иди на диспут, это развлечет тебя, – сказал он. Потом поднял глаза на небо, и в голову ему пришла одна мысль. – Я думал, диспут отменили из-за чумы.

Майкл фыркнул.