Теперь же он — землевладелец, производитель сельскохозяйственной продукции, хозяин трех заводов, нескольких нефтяных скважин, а кроме того, — глава клана: дед, отец, меценат, покровитель…

В глазах преступного южного регионального сообщества молодая часть семейства Арлиевых была чем-то вроде бригады специального назначения. Сыновей от трех жен и многочисленных племянников Агабек, не жалея ни времени, ни денег, взрастил, воспитал, обучив многим тонкостям бандитского ремесла: владению оружием, методам физического воздействия, подкупу, мошенничеству, воровству и убийству — точно в том виде, в каком все это через многие поколения дошло до него самого. Он держал родственников на территории своего поселения, каждодневно обременяя теми или иными поручениями. Никому из пришлых и посторонних не доверял, полагая, что только родственная кровь обладает теми магическими узами, что способны сделать его клан неуязвимым. Ни один Арлиев никогда не мог пожертвовать интересами другого Арлиева. Это было племя сплоченных дисциплинированных преступников, лишенных какого-либо юмора, способности к самоанализу, плаксивому сопереживанию. Каждый из них давно уверился, что в итоге ему будет выделен дом и соответствующая должность в клановой иерархии согласно выслуге лет и боевым достижениям.

Всем воротилам криминального Юга было известно, что привлечение к делу боевиков Арлиевых означает неминуемый успех. Они были твердыми, упорными, преданными наемниками, способными убить, ограбить, обмануть, избить, запугать кого угодно. И если мафиозному сообществу из Москвы, Питера или Екатеринбурга требовалось устранить кого-то, зачастую для этого приглашался один из Арлиевых. А порой — целый отряд. То же касалось разбойных нападений и вытряхиваний денег из упорствующих должников. Заказчики высоко ценили высокий уровень профессионализма дагестанского семейства.

Также было известно, что Арлиевы никогда не сдаются. При необходимости любой из них мог в одиночку отстреливаться от всего МВД и умереть с оружием в руке, дымящимся от стрельбы. Они легко садились в тюрьму и не испытывали в ней никаких неудобств, уверенные, что стоящий за ними жестокий и надменный человек будет контролировать каждый их шаг в неволе точно также, как и в своем доме.

На Юге России Агабек вырос. И детально знал, что этот Юг из себя представляет. И, конечно, с удовольствием захватил бы все его пространства, но вот — незадача: конкуренты. Ладно бы, из криминального мира. В нем — все не так уж и сложно, либо таинственно, как представляется обывателю, ибо мир преступности — не мир созидательности, где главное — труд и знания, а сфера наживы и алчности, и каждая из его конструкций имеет свою цену и многие уязвимые узлы, чьи потрясения мгновенно меняют ее структуру. Другое дело — гибкую и неистребимую.

Главные конкуренты Агабека, они же — ближайшие соседи, отличались от него кардинально иной мировоззренческой позицией: личная выгода была для них понятием третьестепенного плана. Если вообще существовала в их сознании.

Они укрепились на своей земле давно, они были пропитаны философией тяжкого выживания вопреки всему, они мгновенно отличали зерна от плевел, не ведясь ни на какие радужные посулы, но, самое главное — они умели воевать, и воспитывали поколение строителей, но, одновременно, воинов, и умели ответить на все вызовы врага самой изощренной обороной. Они соблюдали законы, но с той же легкостью, как и Агабек, могли пренебречь ими при угрозе своему благополучию.

Он основался на границах их территории восемь лет назад, захватив земли бывшего совхоза, чей глава, превративший его в собственную вотчину, долго и бесполезно пытался, руководствуясь прежними коммунистическими принципами, создать из распадающегося конгломерата нечто дееспособное и располагающее к развитию.

Этого дурака и двух его протухших престарелых заместителей Агабек быстро убил, выправил документы на правовладение землей, а толковых специалистов оставил при деле, рассортировав полезное народонаселение, дабы на селе закипела работа.

Лидеры соседей — Кирьян Кизьяков и его христианский проповедник Федор, настоятель местной церкви, долго и благостно пытались убедить прежнего руководителя совхоза встать под их победоносные знамена. Они погрязли в пустых и смехотворных переговорах с напыщенными дураками, ослепленными своей гордыней, вместо того, чтобы, как поступил Агабек, всадить им по пуле в лоб и тем самым исчерпать никчемные дискуссии и дележ интересов.

Большой конфликт между Арлиевым и Кизьяковым назревал издавна и неуклонно, грозя откровенной войной. Они представляли собой два маленьких государства, граничащих друг с другом, каждое из которых вожделело поглотить земли противника. Именно — противника!

У Кирьяна в управлении главенствовал принцип диктатуры, у Агабека — тирании. Разница в этом определялась дельтой свободного выбора подданных. Диктатура Кирьяна принуждала следовать ее правилам лишь согласного с ними, несогласные могли покинуть общину. Тирания Арлиева подразумевала лишь наказуемый побег свободолюбивых из-под ее гнета.

Агабек, поневоле обтесанный цивилизацией и имевший дарованный ему свыше цепкий, практичный ум, способный к анализу, не раз вспоминал времена прошлого века, ознаменованные противостоянием Гитлера и Сталина, и, понимая натянутость подобной аналогии в отношении себя и Кирьяна, все-таки сравнивал их вражду по линейке глобальных межгосударственных примеров. И — находил в этой вражде существенные совпадения. Во-первых, обоюдные неприятия духовных принципов и различие в бытоустройствах и в амбициях. Во-вторых, существовало очевидное противоречие: двум самостоятельным медведям в одной берлоге, согласно актуальным экономическим и политическим разногласиям, не выжить. В ту пору такой берлогой для немцев и русских являлась Европа.

Их хозяйства наполняли овощами рынок. В закупочных ценах выигрывал Агабек. Кто работал у него на полях? Таджики, узбеки, китайцы. Безропотный люд, ютившийся в наспех сколоченных бараках. У них отбирались паспорта, они не разгибали спины круглые сутки, лишенные каких-либо прав, под присмотром вооруженных автоматами безжалостных юнцов из младшего поколения Арлиевых. Порой, за самое никчемное препирание с надсмотрщиками рабу полагалась смерть, и труп его бестрепетно погружался в один из прудов рыбохозяйства, где Арлиев выращивал для ублаготворения аппетитов неверных отборных раков. С особенным удовольствием он угощал ими своих быдловатых славянских партнеров.

Китайцы, хотя и находящиеся под его властью и плетью, жили обособленно, и самоуправства в отношении них Агабек не проявлял. Они работали продуктивно, дружно, их хозяева честно расплачивались за аренду земли и за устройство своих подопечных, кроме того, входили деньгами в предприятия партнера, а среди скромных азиатских работяг Агабек встречал и тех, кого вполне мог взять в боевую когорту собственного окружения. Но — тормозил с решением… Они не были ему обязаны ничем, кроме уплаченных за их работу денег. Свои же отвечали не просто головой: репутацией семьи, будущим устройством отпрысков…

Недавно он совершил ошибку. Огромную ошибку! Он послал убить неугодного человека в Москву нанятых бойцов. Оба были из местных, судимые уголовники, хваткие и бестрепетные. Родом — с земли Кирьяна. Этот, естественно, их отверг. Впрочем, как? Предложил им работу землепашцев. Смешно. А он, Агабек, их подобрал, предоставив вполне понятное для их умов занятие. Только лучше бы держал их на подхвате здесь, а не направлял бы на самостоятельное задание. Мало того, что они его провалили, исчезнув в никуда, так еще могли стать фигурантами расследования, способного привести к нему…