Сэм все не появлялся.

Какая все-таки странная штука жизнь! Я мог потерять здесь все, что составляло мою суть, а вместо этого потерял все, кроме себя самого. Видимо, я слишком долго испытывал терпение Бога. Забавно, наверное, ему было сначала наблюдать, как я учусь быть неравнодушным, а потом одним махом уничтожить все, что стало мне дорого.

Я не знал, как поступлю, если мой план не сработает. Я вдруг осознал возникшую где-то в процессе надежду, что Сэм сможет справиться. Я верил в это всецело, всем своим существом, поэтому чувство, которое сейчас клокотало в моей груди, было разочарованием и ощущением предательства.

Я не мог вернуться назад, в опустевший дом. Без населявших его людей он превращался в ничто. Не мог я и вернуться обратно в Нью-Йорк. Тот дом давным-давно перестал быть для меня домом. Я стал человеком без отечества. Где-то в процессе я превратился в часть стаи.

Я поморгал, протер глаза. На краю зрения снова уловилось движение — утешительный приз за невозможность толком разглядеть что-то в скудном свете. Я снова протер глаза и положил голову на руль.

Но шевеление повторилось.

Это был Сэм. Его желтые глаза настороженно следили за машиной.

А за спиной у него стояли волки.

Все было не так. Мы находились на открытом месте, мы сбились в одну кучу, мы слишком близко подошли к машине. Шерсть на загривке у меня встала дыбом. Луна подсвечивала туманную дымку изнутри, отчего мир казался неестественно ярким. Несколько волков попятились назад, в спасительную тьму лесной чащи, но я потрусил к ним, аккуратно тесня их обратно к озеру. В мозгу один за другим вспыхнули несколько образов: мы у озера, все вместе. Я и она. Грейс.

«Грейс. Найти волков. Озеро».

Все это я сделал. Что теперь? Ничего больше не осталось.

Грейс учуяла исходящий от меня запах тревоги и ткнулась в меня мордой, прижалась ко мне всем телом. Но я не мог успокоиться.

Стая беспокойно перетаптывалась на месте. Мне пришлось прерваться, чтобы снова согнать нескольких отбившихся в сторону волков обратно на берег. Белая волчица — Шелби — зарычала на меня, но не бросилась. Волки наблюдали за машиной; внутри сидел человек. «Что теперь, что теперь?»

Я терзался неизвестностью.

«Сэм».

Я вскинулся. Забрезжило узнавание.

«Сэм, ты слушаешь?»

Затем я получил четкий образ. Волки, бегущие по дороге навстречу свободе от… от чего-то угрожающего, что маячит позади.

Я навострил уши, пытаясь определить, откуда пришли эти образы. Повернулся к машине и встретился глазами с твердым взглядом молодого человека, сидевшего за рулем. И снова в мозгу у меня вспыхнул образ, еще более четкий, чем первый. Надвигающаяся опасность. Стая, мчащаяся по дороге. Я перехватил этот образ, обострил его до предела и передал остальным волкам.

Грейс, которая была занята тем, что вместо меня пыталась вернуть обратно в стаю отбившегося в сторону волка, мгновенно вскинула голову. Поверх двух десятков мельтешащих тел я перехватил ее взгляд и на краткий миг удержал его.

В лапах отдавалась какая-то непонятная вибрация. Что-то приближалось.

Грейс бросила мне еще один образ Предложение. Я во главе стаи, уводящий их от неизвестной угрозы, которая надвигалась сзади. И она сбоку, подгоняющая их за мной.

Не доверять образу, исходящему из машины, я не мог, потому что он сопровождался многократным и настойчивым: «Сэм. Сэм. Сэм». И это вселяло в меня ощущение правильности, даже если я не мог удержать в голове всю концепцию.

Я передал стае образ. Не просьбу, приказ: мы в движении. Я веду, они следуют за мной.

По всем правилам приказы отдавать должен был Пол, черный волк, а остальным не полагалось нарушать субординацию.

Какое-то мгновение ничего не происходило.

А потом мы бросились бежать, практически одновременно. Как во время охоты, только на этот раз то, что мы преследовали, было слишком далеко, чтобы можно было разглядеть.

Все волки прислушивались ко мне.

План сработал.

Однако когда я поехал за ними на «фольксвагене», они бросились врассыпную и долго не могли перегруппироваться. Уже почти рассвело; времени дать им привыкнуть к автомобилю не было. Поэтому пришлось мне выйти из машины, старательно посылая образы — получалось уже лучше, хотя только с близкого расстояния, — и бежать. К ним я благоразумно не приближался, старался держаться на обочине, чтобы не отклоняться от нужного направления, а они мчались в нескольких десятках ярдов от меня. Я пытался не отставать слишком сильно. Неужели я когда-то проклинал их медлительность? Будь они более сосредоточенны, я не смог бы поспевать за ними. А так я бежал с ними, почти как член стаи, по дороге под светом тающей луны. Я не знал, что будет, когда я устану. Сейчас, подхлестываемый бурлящим в крови адреналином, я не мог такого представить.

И, несмотря на весь свой цинизм, должен сказать, надо было видеть, как волки бежали вперед, их плавные скачки, гибкие движения, их ровный строй. И надо было видеть Сэма с Грейс.

Я мог посылать Сэму образы, но ему явно приходилось прикладывать усилия, чтобы понимать меня. Однако же, когда Сэм с Грейс, оба в волчьем обличье, общались между собой, стоило Сэму еле уловимо шевельнуть головой, как Грейс тут же отделялась от стаи, чтобы поторопить волка, остановившегося обнюхать что-то любопытное. Или Грейс перехватывала какой-нибудь из посланных мною образов и транслировала его Сэму взмахом хвоста, и через миг они уже резко меняли направление, как я того хотел. А на бегу, несмотря на то что необходимо было подгонять стаю, Сэм и Грейс беспрерывно соприкасались, тыкались друг в друга носами, подталкивали один другого. Все происходившее между ними в человеческом обличье было теперь переведено на волчий язык.

Однако вскоре мы столкнулись с проблемой: к северу от Пограничного леса простиралась плоская равнина, заросшая невысоким кустарником. На ней все волки были видны как на ладони и становились отличными мишенями. Я проезжал по ней, и эта полоса не показалась мне особенно широкой. Но тогда я был за рулем машины на скорости в пятьдесят восемь миль в час. Сейчас же мы передвигались со скоростью в шесть, от силы восемь миль. А край горизонта уже розовел, как будто солнце раздумывало, всходить или не всходить.

Слишком быстро. А может, это мы оказались слишком медлительны. Заросли невысокого кустарника простирались на несколько миль. Волкам не преодолеть его до восхода солнца. Оставалась единственная надежда на то, что вылет вертолета задержится. Что охотники начнут с дальнего конца Пограничного леса и будут озадачены исчезновением волков. Так должен был сработать мой план, если нам повезет. Если в мире существует справедливость.

Когда я обнаружила на стоянке у озера брошенный «фольксваген», уже светало. Я кляла Коула за то, что не взял с собой телефон Сэма, за то, что он бросил машину, но потом увидела многочисленные следы, оставленные волчьей стаей на росистой траве. Никогда еще я не видела такого количества отпечатков волчьих лап. Сколько их было? Десять? Двадцать? Там, где они ждали, кустарник был примят, а оттуда следы вели обратно к дороге. Как и было написано в дневнике. На север по шоссе номер 169.