Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Со своей позиции Мэтью не мог разглядеть никакого навесного замка, но он списывал все на туман, который сгустился за время прогулки. К тому же начинало холодать. Мэтью опустился на колени в кустах и понаблюдал за хижиной. Его взгляд блуждал туда-сюда, к рабочему амбару и деревянным строениям, затем — снова к хижине. Здесь не было никаких признаков жизни, кроме завитков дыма из трубы. Значит, кто-то либо согревался, либо готовил еду.
Идти к двери или нет?
Он решил, что подождет еще минут пятнадцать или около того, пока мозг состряпает план дружеской беседы, которая придаст его визиту хоть какой-то смысл. Что потянуло его так далеко от поместья Тракстонов? Заблудился? Нет. Наслаждается погодой? Точно нет. Нужен гроб? Нет уж, спасибо, только не…
Из-за угла хижины внезапно появилась массивная фигура, закутанная в темно-синий плащ. Мэтью разглядел широкие плечи и тугой каштановый пучок волос. Друцилла Джонси? Если так, то она была значительно выше шести футов ростом и двигалась походкой солдата, идущего на битву. Она что-то несла: корзинку, а в ней кувшин и другие предметы, которые Мэтью не мог разглядеть. Он наблюдал, как она целеустремленно прошагала мимо мастерской. Она остановилась перед закрытой дверью амбара и теперь доставала из корзины какой-то маленький предмет.
Что она делала?
Он понял.
Она вставляла ключ в навесной замок.
Она открыла дверь и вошла внутрь, оставив дверь открытой у себя за спиной. Внутри было темно, как в логове сатаны — ни луча света. Прошла минута или две, а Друцилла так и не появилась. Мэтью подумал подкрасться поближе, но, когда он отвлекся от амбара, чтобы начать тайное приближение, он вдруг испытал потрясение, какое испытывал в некоторых приключениях своей молодой, но полной опасностей жизни.
Крупная и мускулистая серая собака с желтыми глазами стояла примерно в шести футах перед ним, уставившись на незваного гостя в полной тишине.
И когда их глаза встретились, животное издало резкий лай, от которого у Мэтью чуть не лопнули барабанные перепонки. В нем поднялась паника, он вытянул одну руку перед собой, держа стамеску в другой, чтобы отразить потенциальное нападение и, сделав это, попятился в лес. Он не сводил глаз с амбара, ожидая, что женщина в любую секунду может выйти и заметить его.
Однако собака не последовал за ним. Между Мэтью и территорией Джонси было достаточно деревьев и кустов. Продолжая осторожно пятиться, он услышал женский голос — почти такой же резкий, как собачий лай:
— Потрошитель! А ну заткнись!
Когда Потрошитель не подчинился, последовала команда:
— Ко мне! Потрошитель! Будь ты проклят, иди сюда, кому сказала!
Потрошитель, казалось, знал, что для него лучше, потому что он еще несколько раз громко тявкнул, а затем замолчал. Мэтью проскользнул через лес и по широкой дуге вернулся к каретной дороге, где присел в листве, некоторое время оглядываясь по сторонам.
Он вернулся к полузаброшенной хижине.
Баба Яга наблюдает, — подумал он. — Ждет заблудшего ребенка или бестолкового дурака, и у нее текут слюнки над бурлящим котлом.
Он отмел это нелепое предположение. Пройдя к задней части хижины, Мэтью достал сверток с фонарем, вынул его из упаковки и потратил минуту на то, чтобы разжечь трутницу, поскольку воздух был очень влажным. Затем он поднес маленькое пламя к фитилю фонаря и проверил затвор. Увеличительная линза давала более чем удовлетворительный свет.
Теперь он был готов.
Прежде чем подойти к двери, он подобрал с земли камень хорошего размера, так как вокруг валялось много подходящих вариантов для самодельного молотка. Вооружившись камнем и инструментом, чтобы вытащить гвозди, Мэтью приступил к работе.
Это был шумный труд. В тишине тумана звук камня, ударяющегося о стамеску, для Мэтью был равносилен небольшой войне в разгаре — выстрел за выстрелом из мушкета. Это была настоящая битва — выбить запорную пластину оказалось не так-то просто, потому что гвозди забивались решительной и твердой рукой. Однако постепенно битва была выиграна. Пластина и замок поддались. Оба бойца вместе с эскадроном гвоздей упали на крыльцо к сапогам Мэтью с капитулирующим звоном. Он сунул стамеску за пояс, открыл заслонку фонаря и распахнул дверь. Но, прежде чем он переступил порог, из помещения донесся приторно-сладкий запах, от которого сапоги приросли к полу.
Запах был застарелым, поскольку уже накрепко вплелся во влажную затхлость нутра хижины. И все же он был хорошо различим. Это был запах смерти. Точнее, запах гниения. Мэтью направил свет своего фонаря вниз и увидел на досках темно-коричневые разводы, полосы и огромные пятна того, что могло быть только засохшей кровью. Следы подходили прямо к порогу и обрывались. Ни на ступеньках, ни на крыльце их не было видно.
Но в хижине они были. О чем они свидетельствовали?
Мэтью вошел на нетвердых ногах, водя фонарем из стороны в сторону. Он не увидел тела. В одном углу, похоже, было подобие соломенного тюфяка. Что-то похожее на несколько иссохших яблок и косточек лежало на полу рядом с желтой тарелкой. Единственный стул, маленький круглый столик — все перевернуто вверх тормашками, — вот и вся мебель. Пятен крови на полу было так много, что Мэтью понял: кто бы здесь ни умер, он был почти полностью обескровлен.
Что-то блеснуло на жутких досках в свете фонаря. Мэтью поднял предмет и обнаружил, что это… человеческий зуб.
Сильный луч фонаря высветил еще один. Таким образом Мэтью подобрал целых четыре зуба. На полу также виднелось что-то похожее на мелкие кусочки кожи, покрытые запекшейся кровью. Он понял, что это были кусочки плоти, и именно от них исходил запах смерти.
Здесь произошло чудовищное убийство, в этом не было никаких сомнений. Мэтью подумал, что ему лучше уйти, пока его одежда насквозь не пропиталась запахом разлагающейся плоти, и он не принес его с собой в поместье. Однако свет его фонаря коснулся дальней стены и камина. Мэтью понял, что помимо обугленных дров в очаге сгорело что-то еще.
Он подошел к очагу, наклонился, посветил на золу. Сердце бешено заколотилось в груди, и ему с трудом удавалось держать фонарь ровно. Он понял, что неосознанно сунул найденные зубы в карман. А затем обнаружил кое-что любопытное, растаявшее в очаге.
Это была лужа.
Высохшая лужа.
