Следующим же утром Милье с тремя молодцами отправилась на север. Прихватили мужички — чуть не силой — двух женщин. С выкорчеванными столбцами своих старых божищ обошли они с востока Суздаль, перекинулись через Волгу и углубились далеко в леса пограничные заволочской чуди. Милье всю дорогу неустанно твердила: «Лучше будем в далекой земле, но боги видят, что мы не попали в волю иноземцев и не разделили покорность вместе с нашими бездумными братьями и сестрами..» Потомки сотоварищей Милье в следующем же поколении растворятся в чуди…

Лесоок с преданными сподвижниками прижился у русских. На старом стойбище вскрыли последние земляные укромы зерна, подумывая о постройке себе дома — навроде русского. Некоторые тоже теплили мысль об уходе. Ребятишки находились в большом доме, присутствие их там стало им забавой. Юсьва и Уклис не чинили никаких препятствий этому кагалу. Племя приносило сюда съестное, женщины готовили вместе с Уклис. Но на ночь все-таки уходили к старым очагам. На родимом месте совсем не так пугала неизвестность. Откровенничали: не иначе как злые духи толкнули испрашивать у Лесоока схороненное богатство, боялись и вспоминать, что натворили у русских.

Еще через день Лесоок, молодой Пир и Тук наведались к племени: угадывали по лицам общее настроение, вслушивались в ропот. Молча Лесоок смотрел на мужичков — как на нашкодивших мальцов. После сменил угрюм на отцовскую милость и поговорил со старухами: пожалился на отбитую спину, молодцам пообещал, что лиходейство их позабылось, и, забрав спутников, без прощаний убрался на русский двор.

Придя, был немногословен, показывая тем самым, что все в племени урядилось. Не как прежде поглядывал на Протку и Стрешу, о чем-то думая. Многое переменилось сейчас, а в будущем жди перемен еще больших… Что-то будет? И как при том поступать?..

* * *

Еленец вздрогнул от короткого сна. Разбудил далекий лай на дворе четырехногого сторожка. «Верно, что не проспал…» Подошел к печи, вслушался, определяя, сколько человек наверху. Залез, нащупал одного.

— Светояр, проснись.

— Што такое?

— Дружка твоего нет.

Гость поводил рукой рядом и сонно спросил:

— А где же он? — пытаясь понять, чего хочет Еленец.

— Надысь на улице слышал я, что дружок твой уговорился встретиться с Витеем.

— Ба-ба! — Начал соображать про подвох русич. — Помоги-ка с конем мне, братишка.

Вышли на улицу, вывели коня, набросили ленчик. Светояр вернулся в дом, чтобы накинуть колонтарь, взять оружие. Слышно было из больших покоев, как охала, просыпаясь, матушка. Безмолвно извинялся перед ней и благодарил за обыкновение тутошнего быта. «При следующей встрече сделаю все по-человечьи. Ахнет тетушка, как на меня будет радая!..»

На улице поблагодарил замолкшего и решительного Еленца.

Конь понес взбудораженного всадника к ростовским воротам. Они были пока закрыты. Светояр остановился в сотне шагов от них. Отправился по одному из примыкавших к улице проездов, схоронился, дожидаясь выезда дружины. Каково было его удивление, когда увидел совсем небольшой отряд во главе с Витеем и Синюшкой. Две дюжины вызвавшихся на лесной промысел человек подлетели к едва видимым в начинавшемся рассвете воротам. Без лишних разговоров створы заскрежетали, отворяясь. Светояр, поправляя на себе доспех, низко склоняясь и одергивая будто перекосившиеся стремена, пристроился в хвост зевавшей ватаге. Никто не обратил на него внимания — озирали окрестности поодаль.

Ворота позади, дружина высыпала на скрипевший под копытами лед Неро. Днем отволгающий, ночью замерзающий зимний панцирь озера сделался многослойным. Наверху слойка была тонкая, хрупкая, нижний же, последний слой льда сохранял толщину примерно в длину руки.

Светояр отворотил коника от берега и направился в заросли голого ивняка, все время косясь на удалявшийся отряд, оглушенный позвякиванием множества отскакивавших ледяных крошек. Продолжая не выпускать из вида дружину, Светояр пустился в погоню заросшим берегом. Жалея исхлестанного кустами коня, иногда выбирался на заснеженный гостинец на береговом возвышении. Но по льду лошади шли шибче, и преследователь отставал. Неро — озеро немалое: другого края не видать. Потерялись на его просторе уже и дружинники. Одинокий вершник спустился на лед и помчал во весь опор.

После полудня на серединке меж двумя озерами осторожно обскакал ростовцев. Тут торная дорога, остававшаяся за отрядом, неминуемо окончилась. До Плещеева лежал путь по хрупким весенним сугробам почти незнакомого места. Выйти на вконец разрыхлившийся ростовский гостинец — тоже значило потерять драгоценное времечко. Ко всему, движущиеся позади, увидев следы одинокого конника, безошибочно распознают по ним Светояра… Он избрал путь по нехоженому лесу…

Конь его рыскал между елями и соснами в поисках низкого снега и проталин. К исходу дня напрочь потерял ориентир на дом и на татей. Искал добровольно оставленный гостинец, но не находил. Хорошо хоть солнце не скрылось и позволяло не петлять. Вечером, когда чуть стемнело, обнаружил борозду, оставленную копытами ростовцев, и успокоил себя тем, что завтра непременно опередит недоброжелателей.

Вскоре наткнулся на стойбище тутошней мери — это было весьма кстати. Ведь незадолго перед тем молчаливые волки без опаски подошли совсем близко и, никуда не торопясь, повели напуганного коня, кротко и игриво поднимая сверкавшие азартом глазки на всадника и будто говоря: «Ты ехай пока, а мы побежим рядом. Пусть ночь покажет, кто есть кто в лесу…»

Запахло дымком. Светояр повернул туда. Волки по-щенячьи запищали, теряя ужин, стали перебегать путь. Один из них, поджав хвост, путался в ногах, не боясь угловатых ляганий коня.

Мерь подумала про налет воров, когда Светояр стремглав влетел на стойбище и встал как вкопанный меж спасительных землянок. Осветили сенными светочами наехавшего, услышали приветствие и смутные объяснения про волков. Зазвали в землянку, но гость, обнаружив жиденькую клеть на улице, остался раздувать кострище. Собрал по стану лапник, сообразил в убежище лежанку. Какой-то смышленый мерянин принес коню охапку отвратительного сена, но конь буквально с чавканьем уплел и ее. Светояр был голоден более конского, более волчьего: в кармане — ни крохи. Наивно ждал выноса хоть старого сухаря. Не дождался — надо было идти в землянку. Мерь — народ ненавязчивый… Обманывал брюхо жеванием смолы, счищал крепкими зубами кожицу с молодой липки, до которой мог дотянуться, не вставая. Слушал лес — волков не чутко: ушли, посчитав эти владения людскими. Страшная усталость победила тошнотворный голод: мужик уснул, сидя, держа на животе рукоять обнаженного меча…

* * *

Ростовцы тоже заночевали неподалеку. Жгли костерище до небес, разговаривали, смеялись, кушали хлеб, пили кипяток. Наутро попрыгали на коней и поехали дальше.

— Надь олешку какого-то иль хоть нерезя добыть — што-то без мяса и не можется! — говорил передним Синюшка.

— Можно и мяса поискать, — согласился Витей. — Времечко есть у нас. Скоко, ты говоришь, еще пути нам?