Власов сразу же обратил внимание на этот знак, поскольку знал, что Геринг, в свое время признанный лучшим летчиком Германии времен Первой мировой, очень дорожил им; а еще он знал, что это уже дубликат. Из кинохроники Власову было известно, что своим настоящим знаком, когда-то врученным ему фюрером, Геринг пожертвовал, сняв его с мундира и надев на мундир Отто Скорцени, в благодарность за то, что, используя военную авиацию, тот сумел похитить, а значит, спасти дуче Муссолини.

– Моя встреча с рейхсфюрером СС действительно оказалась выгодной для обеих сторон, – признал генерал, усаживаясь в указанное Герингом кресло. – Теперь в моем штабе в Далеме постоянно находится представитель штаба Гиммлера, обер-фюрер СС Эрхард Крёгер, благодаря которому мне удается поддерживать постоянную связь с высшим командованием СС и СД.

– Доктор Крёгер, – кивнул Геринг. – Еще один истинный русский немец из Прибалтики, – к удивлению Власова, это свое «истинно русский немец из Прибалтики» рейхсмаршал произнес по-русски, считая, что так он полнее сумеет передать иронию этих слов.

– Родом он действительно из Риги, причем Гиммлер считает его лучшим в своем окружении знатоком России и русских.

Власов, конечно, отдавал себе отчет в том, что, подсовывая ему бывшего командира айнзатцгруппы, а точнее, карательного батальона СС Крёгера, рейхсфюрер, по существу, внедряет в верхушку РОА своего абсолютно надежного, проверенного человека, способного вовремя отреагировать на любое непродуманное решение командарма. Но сейчас это значения не имело – когда Геринг решит приставить к нему офицера из своего окружения, тот станет вести себя точно так же, как и доктор Крёгер.

Впрочем, генерал потому и упомянул о представителе штаба рейхсфюрера СС, что хотел бы заполучить такого же, официально утвержденного представителя из штаба Геринга. Он прекрасно понимал, что само присутствие этих представителей поднимает его значимость в глазах подчиненных. А с другой стороны, наличие таких представителей хоть в какой-то степени оберегало его от произвола СД и гестапо, отпугивая его агентов.

– И сколько частей находится теперь под вашим командованием, генерал?

– Завершается формирование первой пехотной дивизии. В перспективе мы можем довести их численность до трех. Какое-то количество танков, артиллерийских орудий и автомашин нам уже выделили, превращая, таким образом, дивизию во вполне боеспособную единицу. Однако у нас нет ни одного авиаполка прикрытия.

Геринг понимающе, и в то же время победно, улыбнулся: дескать, ясно, что нет. Да и откуда у тебя, русский, взяться авиаполкам, если у авиации здесь только один хозяин?!

– Мне понятно, что вас привело ко мне, генерал.

– Не следует забывать, что со времени создания Комитета освобождения народов России моя Освободительная Армия превратилась в Вооруженные Сила КОНРа, – дожимал его Власов. – Это значит, что она уже не является частью вермахта, а переходит в разряд войск, союзных рейху.

– Теперь это вполне официальный статус добровольческих войск генерала Власова, – упреждающе объяснил Штрик-Штрикфельдт, усевшийся в кресле, стоявшем чуть в сторонке, у окна. Хотя Власов уже свободно мог бы общаться с Герингом на немецком, все же он предпочитал иметь при себе, в виде переводчика, надежного офицера вермахта.

Появился адъютант с рюмками коньяка и бутербродами на подносе. Взяв одну из рюмок, рейхсмаршал сказал таким тоном, словно произносил тост:

– Сейчас под моим началом находится несколько тысяч русских авиаторов – летчиков и техперсонала. Не скрою, что, в связи со сложившимися обстоятельствами, такая масса русских представляет для нас определенную проблему, которую мы с вами, генерал, способны решить с пользой и для Русского освободительного движения, и для рейха. Завтра же я подпишу приказ о создании Военно-Воздушных Сил Русской Освободительной Армии.

Услышав это, Власов торжествующе взглянул на Штрик-Штрикфельдта и, отложив рюмку, потер вспотевшие руки, как делал это всякий раз, когда волновался.

– Для начала, в ваше подчинение перейдет порядка пяти тысяч восточных военнослужащих во главе с известным вам летчиком полковником Мальцевым. У вас нет возражений против полковника Мальцев, как командующего ВВС вашей армии?

– Нет, конечно. Опытный пилот, который в свое время был инструктором известного всему миру летчика Валерия Чкалова.

– Вот о том, что он был инструктором Чкалова, я не знал, – удивленно покачал головой рейхсмаршал. – Странно. Эта извечная русская скрытность…

– Или скромность?

– Скромность у человека, способного подняться в небо?!

Власов благоразумно промолчал, лучшему асу Первой мировой в данном случае было виднее.

Они выпили за рождение «русских ВВС на службе рейха России», и Геринг вальяжно, словно дарил что-то сугубо личное, со щедрого барского плеча, продолжил:

– Кстати, ко мне уже обращались с письмом двадцать летчиков-украинцев, в основном из тех, что в свое время служили в авиации Войска Польского. Они предлагали создать отдельную украинскую эскадрилью, которая бы стала основой Украинских ВВС. Инициаторы этого письма, офицеры люфтваффе Олийнык и Киевский, уже стали настоящими асами, дослужились до званий майоров и командуют эскадрильями, в которых значительная часть пилотов и технического персонала принадлежат к «Геринг-Иванам», как в штабе люфтваффе называют этих русских летчиков. Только что получили очередные награды еще два украинских пилота – Пьянчук и Сишко. В создании Украинских ВВС я этим пилотам пока что отказал. Но, как видите, нам есть кого передавать в ВВС вашего Комитета Освобождения.

– Мне также известно, что при ночной авиагруппе «Остланд» уже создана 1-я Русская восточная эскадрилья, часть машин которой – советские, трофейные.

Геринг улыбнулся, как пилот-курсант, получивший похвалу командира уже хотя бы за то, что сумел взлететь и не разбил машину при посадке.

– Некоторые пилоты воюют на тех машинах, на которых перелетели к нам, сдаваясь в плен. Долгое время грозой белорусских партизан была наша эскадрилья, сформированная из русских У-2, знаменитых ночных бомбардировщиков марки «Русс-фанера». Замечу, что, вопреки опасениям, ни один пилот этой эскадрильи на сторону красных не перелетел и партизанам в плен не сдался. Сталин так запугал всех своим садистско-идиотским отношением к бывшим военнопленным-русским, что опасаться нам уже нечего.

– Не могу не согласиться с вами, – задумчиво и немного растерянно подтвердил Власов. Рейхсмаршал явно зацепил его за живое.

В последнее время его контрразведка только о том и доносит, что в частях РОА ведутся горячие споры относительно того, каким образом к ним, «власовцам», станут относиться в Союзе после перехода на сторону Красной Армии, а главное, после окончания войны. И если к болтунам этим Власов пока что никаких карательных мер не применял, то лишь потому, что и сам мучительно задумывался над этим же: что будет потом, если он сдастся, или если немцы или западные союзники выдадут его красным?