Шолмс ударил кулаком по столу.

– Он приводит меня в бешенство, этот негодяй! Он что, издевается надо мной, принимает меня за мальчишку? Публичное признание в поражении! Не я ли вынудил его вернуть голубой бриллиант?

– Он, наверное, боится, – предположил Вилсон.

– Вы говорите глупости! Арсен Люпен ничего не боится, и то, что он провоцирует меня, подтверждает это.

– Но как он узнал о письме, адресованном вам бароном д’Эмблевалем?

– Откуда я знаю? Вы задаете дурацкие вопросы, дорогой мой!

– Я думал… я представлял себе…

– Что? Что я волшебник?

– Нет, но я видел, как вы творили чудеса!

– Никто не может творить чудеса… и я – не больше, чем другие. Я размышляю, делаю выводы, умозаключения, но не гадаю. Только дураки гадают.

Вилсон принял вид побитой собаки и попытался, чтобы не казаться идиотом, не строить больше догадок о том, почему Шолмс раздраженно вышагивает по комнате взад-вперед. Наконец тот вызвал слугу и приказал подать чемодан. Вилсон счел себя вправе, поскольку перед ним был конкретный факт, раздумывать, делать выводы и заключения, что мэтр собирается в дорогу.

То же усилие мысли позволило ему, как человеку, не боящемуся допустить ошибку, решительно заявить:

– Шолмс, вы отправляетесь в Париж.

– Возможно.

– И отправляетесь туда, главным образом, чтобы ответить на провокацию Люпена, а не для того, чтобы помочь барону д’Эмблевалю.

– Возможно.

– Херлок, я отправляюсь с вами.

– Ах, дорогой мой друг, – воскликнул Шолмс, перестав ходить по комнате, – вы не боитесь, что вашу левую руку постигнет участь правой?

– А что может со мной случиться? Вы же будете рядом.

– В добрый час, смельчак! Мы покажем этому господину, что он, возможно, напрасно бросил нам столь наглый вызов. Скорее, Вилсон, отправимся первым же поездом.

– Не дожидаясь газет, которые обещал прислать барон?

– Зачем?

– Тогда я отправлю ему телеграмму?

– Не нужно. Иначе Арсен Люпен узнает о моем прибытии. А это ни к чему. На этот раз, Вилсон, рисковать нельзя.

После полудня оба друга высадились в Дувре. Путешествие прошло отлично. В скором поезде Кале – Париж Шолмс позволил себе три часа крепкого сна, тогда как Вилсон охранял дверь купе и, рассеянно глядя перед собой, размышлял.

Шолмс проснулся довольным и отдохнувшим. Перспектива нового поединка с Арсеном Люпеном восхищала его, он потирал руки с видом человека, готовящегося наслаждаться.

– Наконец-то, – воскликнул Вилсон с таким же довольным видом, – мы встряхнемся!

На вокзале Шолмс подхватил портпледы и вышел за Вилсоном, несшим багаж, – каждому своя ноша.

– Чудная погода, Вилсон, солнце! Париж принарядился к нашему приезду.

– Но какая толпа!

– Тем лучше, Вилсон! Меньше риска быть замеченными. Никто не узнает нас среди множества людей.

– Господин Шолмс, не так ли?

Англичанин остановился, несколько озадаченный. Кто еще мог назвать его по имени?

Рядом с ним стояла молодая женщина, простая одежда которой только подчеркивала изысканную фигуру. Выражение ее красивого лица было тревожным и скорбным.

Она повторила:

– Вы и есть господин Шолмс?

Поскольку он молчал, из-за замешательства и по привычной осторожности, она в третий раз спросила:

– Я имею честь разговаривать именно с господином Шолмсом?

– И чего вы от меня хотите? – сказал он довольно ворчливым тоном, полагая, что это какая-то сомнительная встреча.

Женщина преградила ему дорогу.

– Послушайте, мсье, это очень важно! Я знаю, что вы отправляетесь на улицу Мюрилло.

– Что вы говорите?

– Я знаю, знаю, на улицу Мюрилло, дом восемнадцать. Так вот, не нужно… Нет, вы не должны туда ехать… Уверяю, вы пожалеете об этом! И не думайте, что я в чем-то заинтересована… На то есть причина, я говорю совершенно искренне.

Шолмс попытался отойти в сторону, но она настаивала:

– О, прошу вас, не упрямьтесь! Если бы я знала, как убедить вас… Посмотрите на меня, посмотрите мне в глаза… они не лгут, они говорят правду.

Дама в упор смотрела на него своими красивыми, серьезными и чистыми глазами, в которых, казалось, отражается ее душа. Вилсон покачал головой:

– У мадемуазель очень честное лицо.

– Ну конечно, – взмолилась она, – вы должны мне верить!

– Я верю, мадемуазель, – ответил Вилсон.

– О, как я счастлива! И ваш друг тоже верит, правда? Я чувствую это, я уверена! Какое счастье! Все уладится! О, какая хорошая мысль пришла мне в голову! Послушайте, мсье, через двадцать минут уходит поезд на Кале, так вот, садитесь в него… Быстрее идите за мной, дорога с этой стороны, вы еще успеваете…

Она попыталась увлечь их за собой, но Шолмс схватил ее за руку и тоном, который попытался сделать по возможности мягким, сказал:

– Извините, мадемуазель, что не могу выполнить вашу просьбу, но я никогда не отказываюсь от поставленной передо мной задачи.

– Умоляю вас… Умоляю вас об этом! Ах, если бы вы могли понять…

Но Херлок Шолмс уже шел дальше.

Вилсон сказал:

– Будьте уверены, он доведет дело до конца. Еще не было случая, чтобы мистер Шолмс потерпел неудачу. – И он последовал за Шолмсом.

«ХЕРЛОК ШОЛМС – АРСЕН ЛЮПЕН»

Эти слова, написанные большими черными буквами, просто бросались в глаза. Шолмс и Вилсон приблизились. Перед ними вереницей шли люди-«сэндвичи» с рекламными щитами. Они держали в руках тяжелые, обитые металлом палки, которыми равномерно ударяли по тротуару, а на спине у них висели огромные афиши:

«МАТЧ ХЕРЛОК ШОЛМС – АРСЕН ЛЮПЕН. ПРИЕЗД АНГЛИЙСКОГО ЧЕМПИОНА. ВЕЛИКИЙ ДЕТЕКТИВ БЕРЕТСЯ РАСКРЫТЬ ТАЙНУ УЛИЦЫ МЮРИЛЛО. ЧИТАЙТЕ ПОДРОБНОСТИ В “ЭКО ДЕ ФРАНС”».

Вилсон покачал головой:

– Ну, согласитесь же, Херлок, мы обманываем себя, полагая, что работаем инкогнито! Я не удивлюсь, если республиканская гвардия будет ждать нас на улице Мюрилло и там будет устроен официальный прием с тостами и шампанским.

– Когда вы пытаетесь острить, Вилсон, то стоите двоих, – сквозь зубы бросил Шолмс.

Он подошел к шествию с явным намерением схватить и разорвать в клочья и человека, и его щит. Однако у афиш собиралось все больше народу, все шутили и смеялись.

Сдерживая бешеный порыв гнева, Шолмс спросил:

– Когда вас наняли?