Шалкааш вошла в зал точно в тот переломный момент, когда я уже почти всерьез поверила, что превратилась в статую.

– Довольно! – властно объявила жрица. – Надеюсь, отведенное тебе время не потрачено зря и ты готова ответить на мои вопросы!

Последняя фраза просвистела в воздухе как удар бича, призванного подавить и растоптать мою уверенность в себе.

Я неопределенно пожала плечами, не рискнув сознаться в собственном невежестве.

– Жизнь каждого человека делится на три этапа, – торжественно возвестила жрица. – Это детство, зрелость и старость. Но каждый из этих временных циклов преподносит нам свои плоды. Женщина есть основа и прародительница всего живого, поэтому она должна знать, зачем и почему мы приходим в этот мир, а также – как мы уходим из него. Сейчас мы выясним, достойна ли ты чести называться женщиной. На каждый из моих вопросов ты должна отвечать тремя словами. Итак, скажи мне Йона, что в нашей судьбе никогда не возвращается обратно?

«Ого! – шокированно подумала я, чуть не подпрыгнув на месте от удивления. – Владыка Песок так и не соизволил одарить меня умными мыслями, зато точно такой же вопрос когда-то задавал мне дух короля Арцисса, это произошло во время нашего первого знакомства под сенью Немеркнущего Купола. Возможно, он предвидел мое будущее и сознательно подготовил меня к этому испытанию?»

– Время, слова и упущенные возможности! – не задумываясь, произнесла я, лишь сейчас вдумавшись в смысл уже знакомого вопроса и ответа. А ведь так оно и случается: в детстве мы бездумно расходуем ценное время; в зрелости – бросаем на ветер неосторожно вырвавшиеся слова, влияющие на нашу судьбу; а в старости – жалеем об упущенных возможностях. И я тут же пообещала себе никогда впредь ничего не говорить наобум, и попусту не убивать время, убивающее всех нас.

– Надо же, ты не ошиблась! – превозмогая себя, сердито похвалила жрица. – А что никогда не следует терять?

– Спокойствие, надежду и честь.

Я не сомневалась в правильности своего ответа. И на сей раз я поняла, как много важного почерпнула в этой немудреной истине: в детстве мы не умеем оставаться спокойными и поэтому совершаем много ошибок; в зрелости мы обязаны сохранять надежду, какими бы сложными ни были обстоятельства; а в старости – не должны забывать о чести и об ответственности за совершенные нами поступки.

– Что в жизни наиболее ценно? – продолжала допытываться жрица, не на шутку разгневанная моей неоспоримой правотой.

– Принципы, дружба и любовь, – убежденно изложила я.

О да, ведь именно в детстве мы формируем свою личность, свои убеждения; в зрелости обретаем друзей; а в старости – не способны жить без любви близких и дорогих людей.

– А что в нашем мире не обладает надежностью?

– Сила, удача и власть.

В детстве мы не умеем пользоваться силой; в зрелости – теряем веру в удачу или, наоборот, чересчур на нее уповаем; ну а в старости – даже власть не может нам даровать здоровье и любовь.

– Что определяет жизненный путь человека?

– Труд, честность, достижения.

Мы трудимся в детстве, закладывая основу своего будущего; формируем себя как личность в зрелости; а пожинаем плоды своих трудов – в старости.

– Что разрушает человека?

– Предательство, гордыня и злость! – Я горестно прикусила губу.

Разве в детстве Арден не разрушал наши отношения, предавая чувства? Разве бич зрелости – не гордыня? Разве несчастье одинокой старости не есть злоба на всех, включая самого себя?

– Ты излишне ума! – возмущенно заскрежетала зубами Шалкааш. – Либо тебя и в самом деле надоумил на эти ответы дух песка, либо тебе помогает кто-то другой, вложив в твою голову такое неимоверное количество недетской мудрости и прозорливости! Так или иначе я вынуждена констатировать, что эту часть испытания ты прошла!

Я обрадованно улыбнулась.

– Иди за мной! – мрачным тоном распорядилась хайдари. – Тебя ждет второй этап.

Но идти оказалось не так-то просто. Поднявшись, я тут же рухнула обратно в кресло, не справившись с затекшими ногами. Шалкааш, похоже, предвидела нечто подобное, потому что стояла у выхода, терпеливо дожидаясь, пока ее подопытная снова обретет контроль над своим телом.

Когда я с помощью магии пришла в себя, восстановила кровообращение и смогла, пусть и неуклюже, преодолевая страшную боль во всем теле, все-таки сдвинуться с места, жрица повела меня в коридор, в который выходили двери личных комнат всех хайдари. Моему изумлению не было предела, я даже ощутила кратковременный приступ острого страха, когда поняла, что мы направляемся в комнату Ребекки.

Шалкааш рывком распахнула дверь, даже не подумав постучаться, ведь о нашем появлении возвестил звонко тренькнувший колокольчик, и я увидела, как на лице поспешно вскочившей с кровати лайил появилось выражение облегчения. Очевидно от того, что она увидела меня живой и невредимой.

– Вот мой следующий приказ, – ровным голосом произнесла жрица. – Вели ей немедленно уходить отсюда.

– Ах ты сволочь! – возмущенно вскричала Ребекка и схватилась за рукоять меча, лежавшего у изголовья кровати.

Я лихорадочно пыталась придумать что-нибудь действенное, что позволило бы мне избежать выполнения столь жестокого распоряжения. Беспомощно оглядываясь, я внезапно заметила на стене комнаты перечень заповедей хайдари, и в ту же секунду меня осенило.

– Позволь мне говорить, жрица? – Я склонилась в поклоне. – Второй обет звучит так: «Я ни над чем не властна». Увы, не в моей власти просить о чем либо эту девушку или приказывать ей.

Мгновенно все поняв, Ребекка залилась веселым смехом и сунула под нос жрице увесистый мстительный кукиш.

Я решила, что Шалкааш сейчас затопает ногами от злости, но она лишь сжала руки в кулаки так сильно, что у нее побелели костяшки пальцев. Голос хайдари не изменился ни на йоту:

– Ты отлично усвоила наши обеты, сестра. В таком случае идем дальше…

Несмотря на ее внешнее спокойствие, я вдруг почти физически почувствовала, как внутри жрицы лопнула какая-то ментальная струна, и это произошло в тот самый миг, когда я отказалась приказывать Ребекке. Шалкааш, спотыкаясь и покачиваясь, брела по коридору обители, а я следовала за ней, угадывая в сгорбленной спине хайдари и отчаяние, и разочарование, и вместе с тем едва затеплившуюся надежду на собственное избавление от гнета пустыни. Ведь если я смею сопротивляться власти песка, то значит, и она сможет это сделать?..

Далее происходило вот что: в течение всего дня Шалкааш придумывала для меня самые разнообразные поручения, но все это, казалось, более не занимало ее ум. Жрица не позволяла себе ни единого проявления эмоций, вела себя безупречно корректно, но я видела, что навязчивая дума, поселившаяся в сердце, терзает ее неотступно, становясь все более явственной и значимой для нее. И все-таки при этом Шалкааш противоречила самой себе: она искренне пыталась сломать мое самообладание и таким образом сделать меня настоящей хайдари, тонко сыграв на стремлении приобрести знания. Поначалу я считала, что жрицей движет только чувство долга, но потом поняла – ее ведет безумный, слепой страх! Но чего именно боялась волевая жрица?..