Ромилли промолчал.

Лишь позднее Уигрэм понял, что допустил чудовищный просчет: Катынь и особенно решение прекратить перехваты сообщений на эту тему толкнули Пака на измену и ему каким-то образом удалось сообщить немцам об Энигме.

— Полагаю, что перехваты прекратили не по решению Уигрэма?

Ромилли чуть заметно покачал головой.

— Выше.

— Как высоко?

Тот не сказал.

— Впрочем, это не имеет значения, — пожал плечами Джерихо. — С этого момента Пак, должно быть, находился под круглосуточным наблюдением с целью установить, с кем он поддерживает контакт, и поймать обоих с поличным. Но человек, находящийся под круглосуточным наблюдением, не в состоянии убить кого-либо, тем более агента тех, кто за ним следит. Если только они не полные идиоты. Когда Пак обнаружил, что шифровки у меня, он понял, что Клэр должна исчезнуть, иначе ее будут допрашивать. Ей нужно было скрыться по крайней мере на неделю, желательно подольше, чтобы он смог удрать. И вот они инсценировали ее убийство — похищенная лодка, окровавленная одежда у водоема. Он полагал, что этого достаточно, чтобы полиция перестала ее разыскивать. И не ошибся: ее перестали искать. Он так и не догадался, что именно она выдавала его все это время.

Джерихо отпил глоток виски.

— Знаете, я думаю, что он действительно любил ее, как это ни смешно. Настолько любил, что его последние слова были в буквальном смысле ложью: «Я ее убил, Томас. Ужасно сожалею» — намеренной ложью, поступком у края могилы, чтобы дать ей шанс уйти. А это, конечно, подсказало выход Уигрэму, потому что, с его точки зрения, такое признание позволяло связать концы с концами. Пака нет в живых. Рапозо скоро тоже отправят на тот свет. Почему бы и «Клэр» не оставить покоиться на дне озера? Теперь требовалось лишь представить дело таким образом, будто это я навел Уигрэма на предателя. То, что она жива, — это не моя слепая вера, а чисто логический вывод. Она действительно жива, правда?

Долгое молчание. На оконном стекле жужжала муха.

Да, наконец безнадежно произнес Ромилли. Да, он полагает, что дело обстоит именно так.

Как там писал Харди? Чтобы отвечать эстетическим требованиям, математическое доказательство, как и шахматная задача, должно обладать тремя качествами: неминуемостью, неожиданностью и экономией; оно «должно напоминать простое и четкое созвездие, а не беспорядочное скопление звезд Млечного Пути».

Итак, Клэр, подумал Джерихо, вот мое доказательство.

Вот мое четкое созвездие.

* * *

Бедный Ромилли, он не хотел отпускать Джерихо. У него есть продукты, говорил он, купил по дороге с работы. Могли бы вместе поужинать. Потом бы Джерихо остался ночевать — бог свидетель, места в доме достаточно.

Но Джерихо оглядел похожую на привидения зачехленную мебель, грязные тарелки, пустую бутылку из-под виски, фотографии, и ему вдруг отчаянно захотелось уйти отсюда.

— Спасибо, но я опаздываю, — с трудом поднимаясь, ответил он. — Мне уже давно надо быть в Кембридже.

По узкому вытянутому лицу Ромилли пробежала тень разочарования.

— Ну, если мне вас не уговорить… — начал он слегка заплетающимся языком. Он был пьян. На лестничной площадке наткнулся на стол, зажег свет и, нетвердо держась на ногах, проводил Джерихо по лестнице до прихожей. — Будете ее искать?

— Не знаю, — сказал Джерихо. — Возможно. Свидетельство о смерти все еще лежало в прихожей на столике для почты.

— Тогда оно вам понадобится, — взяв его, заметил Ромилли. — Покажете Уигрэму. Можете сказать, что виделись со мной. Если он начнет все отрицать. Уверен, что тогда он позволит вам увидеться с ней. Если настоите.

— А это не доставит вам неприятностей?

— Неприятностей? — рассмеялся Ромилли. Он обвел руками свой похожий на мавзолей дом. — Думаете, я боюсь неприятностей? Забирайте, мистер Джерихо.

Джерихо промолчал и в этот момент представил себя пожилым, таким, как Ромилли, пытающимся вдохнуть жизнь в еще один призрак.

— Нет, — наконец промолвил он. — Вы очень любезны. Но пусть оно останется здесь.

* * *

Джерихо с облегчением покинул тихую улочку и пошел на шум машин. На Кромвель-роуд взял такси.

Весенний вечер выманил на улицу толпы людей. На широких панелях Найтсбриджа и в Гайд-Парке было по-праздничному оживленно: разнообразие военной форменной одежды, американской и английской, стран Содружества и эмигрантской — темно-синей, цвета хаки, серой, — и повсюду яркие пятна летних женских нарядов.

Может, и она сегодня вечером где-то здесь, в городе. А возможно, они сочли это слишком рискованным и услали ее за границу, переждать, пока все уляжется и забудется. Кстати, многое из того, что она рассказывала, могло быть и на самом деле, она вполне могла быть дочерью дипломата.

На Риджент-стрит из кафе «Ройял» под руку с американским майором вышла блондинка.

Он заставил себя отвернуться.

«Успех союзников в Северной Атлантике, — гласили газетные щиты на другой стороне улицы. — Потоплены подводные лодки нацистов».

Джерихо опустил стекло. В лицо пахнул теплый вечерний ветерок.

И тут произошло что-то странное. Глядя на полные людей улицы, он испытал какое-то сильное чувство — не то чтобы счастье. Пожалуй, лучше сказать облегчение. Или освобождение.

Он вспомнил их последнюю ночь. Лежа с ним в постели, она плакала. Что это было? Угрызения совести? В таком случае, у нее было к нему какое-то чувство.

О тебе она никогда не говорила.

Весьма польщен.

Учитывая, как она отзывалась о других, для этого есть основания.

Потом та открытка ко дню рождения: «Милый Т… всегда будешь мне другом… возможно, в будущем… с огорчением узнала… тороплюсь… с любовью… »

Своего рода разрешение загадки. Во всяком случае, не хуже того, какое, вероятно, получит он.

На вокзале Кингз-Кросс купил открытку и книжечку марок и послал Эстер приглашение навестить его в Кембридже, как только сможет.

В поезде отыскал свободное купе и долго разглядывал в зеркале свое отражение. Стемнело, пропала из глаз плоская равнина. Джерихо уснул.

* * *

Ворота колледжа были закрыты. Отперта только врезанная в них калитка. Было, наверное, десять часов, когда дремавшего у печки Кайта разбудил звук открываемой и закрываемой двери. Приподняв занавеску, он увидел входившего во двор Джерихо.

Чтобы разглядеть получше, Кайт вышел из привратницкой.

Было необычно светло — небо усыпано звездами, — и он на миг подумал, что Джерихо, должно быть, его услышал: молодой человек, стоя на краю газона, казалось, прислушивался. Но потом Кайт понял, что Джерихо стоит и смотрит на небо. Как потом рассказывал Кайт, Джерихо стоял так по крайней мере минут пять — сначала повернулся к капелле, затем посмотрел на лужайку, потом на здание колледжа, после чего решительно направился к своему подъезду и исчез из виду.