Давно уже в воздухе носилась идея приглашать в наши передачи западных политиков, политологов и вести дебаты «живьем», в реальном времени. Всех опередили венгры. Естественно, комплектуя «восточную» команду, они обратились в Москву за помощью. В частности, в эту команду предлагалось включить и меня. Лапин, как я и ожидал, вычеркнул мою фамилию. Только после разборки в ЦК я уехал в Будапешт.

В первый раз (февраль 1979 года) все, особенно венгры, волновались. Хотя западников (американца и японца) они пригласили довольно ручных. Еще был индус. Обсуждалась ситуация в Азии. Сталкивались, взаимодействовали аргументы, логики, мировоззрения. Постепенно — а я принимал участие в нескольких таких встречах — и темы, и люди становились острее, а разговор интереснее.

Вслед за Будапештом приходилось летать в Варшаву, даже в Берлин. В Москве вроде бы попробовали, но как-то этот жанр не удержался.

Была еще передача с заунывным названием «Ленинский университет миллионов». Что-то там не выплясывалось, и первый заместитель Лапина Энвер Назимович Мамедов попросил меня помочь. С Мамедовым было интересно иметь дело. Он не любил пустой болтовни. Всегда выполнял свои обещания. Старался не мешать работать. Важно было только успеть с ним встретиться до обеда.

В «Университете» мне дали отделение внешней политики. Вел его два года, кажется.

Закрывая телевизионную тему, скажу несколько слов о «рейтинге». Рейтингом измеряется востребованность, популярность журналиста. Чем выше рейтинг, тем, значит, больше человек смотрят данную передачу. И тем, значит, дороже реклама. Есть разные пути установления рейтинга. Не исключены махинации и ошибки. Но в целом в среднем метод работает…

Высоким рейтингом поощряют, низким посыпают, как дустом клопов, — это я теперь знаю. А тогда имел весьма смутные представления о рейтинге и его установителях. Спрашивал, но от точных ответов телевизионное начальство уходило. Ответ поступил со стороны. 19 января 1989 года в «Советской культуре» была опубликована статья «Скальпелем истины». Статью написал В. Бараев, заведующий отделом социологических исследований Гостелерадио СССР. Было там и про меня: «Помню, как после опроса по лучшим передачам мая, когда были выявлены самые яркие из них, определены самые популярные политобозреватели, дикторы, ведущие, мои коллеги, подготовив публикацию, разъехались в командировки. Каково же было их удивление, когда в окончательном варианте публикации передача „Владимир Высоцкий“, с большим отрывом ставшая абсолютным лидером, вдруг оказалась на седьмом месте. Перетасована и первая десятка политобозревателей, а фамилия А. Бовина из нее вообще исчезла. Хочется верить, что подобная игра административных мускулов не повторится. Кстати, что касается популярности политобозревателей, то мнение рядовых зрителей во многом совпало с точкой зрения профессионалов. Мы провели специальное исследование „Телевидение в системе контрпропаганды“, опросив 60 ведущих в данной области специалистов. По их мнению, среди „международников“, наиболее убедительно работающих в кадре, те же А. Бовин, В. Дунаев и Г. Герасимов».

С интересом прочитал. Понимал, что отношение ко мне определяется не рейтингом, но рассердился. И даже написал меленькую реплику в газету. Вот она:

«За последние месяцы я получил множество писем, в которых меня спрашивают: почему не выступаю по телевидению. Обычно отвечаю, что очень занят, командировки, то да се, в общем, для телевидения времени на остается.

Но вот прочитал статью В. Бараева „Скальпелем истины“. Рассказывая, как на телевидении препарируют данные социологических исследований, автор упоминает и мою фамилию. Чтобы было понятно, почему руководство телевидения опускается до фальсификации фактов, мне, видимо, следует сказать правду.

А правда была такой…

По графику, который составляется редактором „Международной панорамы“, моя очередь вести передачу попала на конец апреля прошлого года. За неделю до „Панорамы“ я узнал, что меня снимают с передачи. На мои недоуменные вопросы взволнованно-испуганные голоса сообщали: мы ничего не знаем, так велело начальство; „говорят“ (это уже почти шепотом), был звонок „сверху“…

Поскольку этот самый „верх“ не считал нужным изложить мне свои претензии, объяснить свои действия, я позвонил руководству Гостелерадио СССР.

После довольно долгих раздумий мне выдали „формулу отказа“. Она звучала примерно так: телевидение — самостоятельная организация и приглашает выступать только тех, кого считает нужным пригласить. Понимать это, разъяснили мне нижеруководящие работники, следовало так: выступать тебе не запрещают, запрещают „лишь“ приглашать тебя для выступлений…

Судя по тому, что я вижу вокруг себя, слышу от своих товарищей, история со мной — не частный случай. Сплошь и рядом натыкаешься на руководящих деятелей, которые воспевают перестройку, учат демократии, с пафосом толкуют о гласности, но сами предпочитают действовать по-старому — исподтишка, келейно, не вдаваясь в „лишние“ объяснения, не утруждая себя соображениями деловой и партийной этики. Потому что они уверены, до сих пор уверены — им никто не осмелится возражать.

К сожалению, мы еще слишком часто молчим, точнее — покорно помалкиваем».

Мою реплику не напечатали. Потому что «сверху» — это был Лигачев… Его еще боялись.

Примерно через год накануне передачи «Резонанс» («живьем» отвечаем на звонки телезрителей) Леонид Петрович Кравченко (первый заместитель председателя Гостелерадио) пытается убрать меня из передачи. Но его уже не боятся, и я остаюсь в эфире. Больше того. Девочки передают мне вопрос: «Как вы расцениваете такой безобразный факт, что сегодня на Радиокомитете руководители некоторых редакций разъясняли своим сотрудникам, что не следует упоминать в репортажах ваше имя, как и имена таких „ренегатов“, как Нуйкин и Коротич?»

В дальнейшем колебания рейтинга (или — рейтингобрателей?) продолжались.

По официальным данным отдела социологических исследований Гостелерадио СССР, в октябре 1989 года в общем списке «обозревателей и комментаторов» первые пять мест заняли: Познер, Бовин, Боровик, Цветов, Зорин. А по данным на апрель 1990 года, как сообщил социолог В. Вильчек, я передвинулся на 12-е место, Познер — на 4-е, Цветов — на 11-е. Боровик и Зорин вообще зашли за горизонт. Уверенно лидировали Невзоров и Молчанов.

Вот и верь после этого людям…

Осенью 2000 года я был уволен с телевидения (3-й канал) по причине низкого рейтинга. Но об этом поговорим, добравшись до указанного года.

* * *

А еще было радио. Меня отловила и вытащила на «Маяк» Лидия Исааковна Подольная. Маленькая женщина. Умница. Умеющая работать и с проблемами (как автор), и с текстами (как редактор).

По сравнению с телевидением радио воспринималось как нечто устаревшее, менее модное. Но зато на радио было легче говорить то, что хочется сказать. Не все, конечно, но многое. Поэтому в радиостудиях я появлялся гораздо чаще, чем на телеэкране. Но это не было заметно.

Подводя итог своим доперестроечным занятиям журналистикой, могу теперь уверенно сказать: щуку таки бросили в реку. Правда, в отличие от настоящей щуки в настоящей реке, количество моих степеней свободы было ограниченно. Но все же, сплетая и расплетая пропаганду с политикой, апологию с анализом, удавалось говорить серьезно с серьезными людьми. Бывали полосы пессимизма, уныния. Спасали письма читателей, слушателей, зрителей. Почта была огромной. И она говорила: то, что ты делаешь, нужно людям. На многие письма я отвечал. На многие — времени не хватало. Поэтому сейчас хочу извиниться и сказать «Спасибо!» всем, чьи письма позволяли преодолевать трудные минуты.