А может, всё проще, квартирный вопрос всегда для москвичей был болезненным. Отсылая Лаврентьева в Харьков, освобождали его жильё для нужного человечка».

Кто мог стать таким «нужным человечком»? А. Д. Сахаров?

28 сентября 1952 года Берия записал в дневнике:

«Сахарова выдвигаем в Академию. Это хорошо. А может тоже станет потом засранцем? Непохоже, парень скромный и работящий. Такие не портятся».

Ошибся Лаврентий Павлович?..

Когда 5 апреля 1989 года Лаврентьев пришел к Сахарову на его московскую квартиру и хозяин, «понурив голову», повел гостя мимо галдящих по всему дому доморощенных «демократов» и наставников-иностранцев на кухню, то уже в первые минуты вспомнил он не что-то там, а встречу с Берией.

Запала она, значит, академику в душу и в память, но не атмосферой же «страха» – ее в той встрече и близко не было. Зато был живой интерес к нему выдающегося государственного человека. Сахаров ведь был старше Лаврентьева всего на пять лет, старший ровесник, по сути. И в 1951 году он попал к ЛП тоже в первый, хотя, в отличие от Олега Александровича, и не в последний раз. Так что это и для АДС были смотрины…

«Мы пили чай, – свидетельствует Лаврентьев, – с пирогом и вспоминали былое. Он все еще находился под впечатлением нашей встречи с Л. П. Берией, и первые его слова были о ней…»

Какими же были эти слова, что вспоминал Сахаров? Я не знаю, а Олег Александрович не помнит – во всяком случае, он так сказал в ответ на мой вопрос. Но что, впрочем, мог сказать тогда Сахаров, пройдя, понурив голову, на кухню сквозь строй ликующих разрушителей России? Он ведь, похоже, тогда начинал понимать, что Россию, не без его содействия, ведут на заклание…» (С. Кремлев)

5 марта 1953 года умер Сталин. Впрочем, не так. Давайте по порядку. 1 марта 1953 года Сталина, лежащего на полу в малой столовой Ближней дачи в Кунцево, обнаружил сотрудник охраны Лозгачёв. Утром 2 марта на Ближнюю дачу прибыли врачи и диагностировали паралич правой стороны тела. 4 марта 1953 года было объявлено о болезни Сталина, опубликованы и передавались по радио бюллетени о состоянии его здоровья; упоминались такие признаки тяжелого состояния, как инсульт, потеря сознания, паралич тела, агональное дыхание Чейна-Стокса. 5 марта в 21 час 50 минут Сталин умер. О смерти Сталина было объявлено по радио 6 марта 1953 года в 6 часов утра. Согласно медицинскому заключению, смерть наступила в результате кровоизлияния в мозг. 6-9 марта советские люди прощались со Сталиным, по всей стране был объявлен траур. Гроб с телом покойного был установлен в Доме Союзов. Похороны состоялись 9 марта.

Этих «новостей», изложенных по радио полным трагизма голосом Левитана, было бы достаточно, если бы не… Если бы не…

…Рано утром 1 марта (по одной из версий убийства Сталина) после отъезда с дачи Сталина «четвертки» – Маленкова, Берия, Хрущева и Булганина – полковник госбезопасности Иван Хрусталев сообщил сослуживцам, что «хозяин» отправляет всех спать: «Ложитесь спать все, мне ничего не надо, вы не понадобитесь», – таковы, якобы, были его слова. Странно – подозрительный и опасающийся покушения Сталин поблажек охране не делал.

С 5 до 10 часов утра 1 марта бодрствовал только Хрусталев. Что происходило в те часы, никто уже не узнает, так как полковник неожиданно… умер вскоре после смерти Сталина. Впрочем, это может быть совпадением: скончался заместитель коменданта Кремля генерал-майор МГБ Косынкин, умер участвовавший во вскрытии тела вождя профессор Русаков, а министра здравоохранения Третьякова и начальника кремлевского лечебно-санитарного управления Куперина арестовали и отправили в Воркуту. Ну, это потом… А тогда, в начале марта?

Врачи в Кунцево прибыли только 2 марта в 9.30, т. е. спустя 11 часов после обнаружения охраной неподвижного, лишившегося речи Сталина… По версии офицеров МГБ, их министр Игнатьев проявил странную пассивность и робость. Когда ему по телефону сообщили о случившемся несчастье, он, якобы, рекомендовал связаться не то с Маленковым, не то с Берия. Рекомендация звонить Берия более чем удивительна – органы госбезопасности Лаврентий Павлович не курировал с 1946 года. У Игнатьева с ним добрых отношений не сложилось. Игнатьев, выходец из партийного аппарата, был ближе к Хрущеву.

Анализ имеющихся воспоминаний лиц, причастных к событиям марта 53-го, наводит на мысль, что все их авторы – каждый по-своему – так или иначе стараются указать на Берия, как человека, сосредоточившего в своих руках рычаги управления процессами «жизни и смерти» в стране, хотя он не был в начале 53-го таким уж всесильным и даже сам имел основания опасаться за свою жизнь.

Органы госбезопасности и внутренних дел были основательно очищены от его соратников и контролировались Маленковым и Игнатьевым, армию курировал Булганин, друживший с Хрущевым. Маршал Василевский симпатий к Берия тоже не испытывал.

Несколько строк о тех, кто не только мог, а просто обязан был знать, что случилось… или могло случиться с Вождем.

К концу февраля 53-го Игнатьев был не только министром, но и начальником Главного управления охраны и комендантом Кремля, что позволяло ему быть в курсе всех передвижений Сталина. Жизнь Вождя в Кунцево в те месяцы напоминала пребывание подопытного кролика в лаборатории: в мягкую мебель, размещенную во всех комнатах, были встроены – скорее всего, без ведома «хозяина», – специальные датчики, что позволяло охране круглосуточно отслеживать по лампочкам на пульте перемещения вождя.

Вся наиболее важная информация о Сталине, его передвижениях и встречах стекалась в кабинет министра госбезопасности, а через него – к Георгию Максимилиановичу. Поэтому Маленков в начале 1953 года стал самым информированным человеком в кремлевском руководстве.

Не так прост был и Никита Сергеевич Хрущев. Трех заместителей министра госбезопасности можно смело отнести к его «людям». Это генералы А. Епишев, курировавший в МГБ кадры (назначен с поста первого секретаря Одесского обкома), начальник 2-го главного управления В. Рясной (в 1943-1946 годах руководил НКВД Украины), начальник 1-го главного управления С. Савченко (в 1943-1949 годах нарком госбезопасности Украины), а генерал И. Серов (нарком внутренних дел Украины в 1939-1941 годах) был первым заместителем министра внутренних дел. Так что Хрущев тоже располагал основательной информацией…

Ну, а что же делали врачи 2 марта 1953 года? Они пытались «запустить сердце». Хотя, по свидетельству профессора Мясникова, «…врачи заметили на губах умирающего следы кровавой рвоты…» Но в медицинском заключении о болезни и смерти Сталина записали: «С первого дня болезни повысилась температура и стал отмечаться высокий лейкоцитоз, что могло указывать на развитие воспалительных очагов в лёгких» Однако во время неполного вскрытия Сталина выяснилось, что никаких «воспалительных очагов в лёгких» не было.