Убийца опрокинулась на спину и, падая, ударилась затылком об угол комода. Сразу обмякла, сползла по дверце. Подбородок ткнулся в грудь, как будто у тряпичной куклы не удержалась на весу слишком тяжелая голова.

Кристофер, растрепанный, взмокший, охваченный неведомой злой горячкой, приблизился к неподвижной наемнице, присел рядом на корточки, проверил пульс и выдохнул:

– Черт…

Она еще дышала.

Оглядевшись и подобрав с пола разбитую лампу, он ухватился за тяжелое деревянное основание и занес его над головой Джоанны.

Рука дрожала, зубы скрипели от ненависти – чувства, которого Кристофер никогда раньше не испытывал.

Он подумал, что нужно будет нанести множество ударов, прежде чем треснет череп, представил себя палачом, раз за разом опускающим меч на шею приговоренного, которому не сумел отрубить голову с первого взмаха. И спустя несколько секунд внутренней борьбы сдался – понял, что не способен на хладнокровное убийство. Злясь на себя, сдернул простыню с ветхого матраса, разорвал ее на длинные полосы, скрутил из них веревку и накрепко связал руки и ноги убийцы. Тряпкой заткнул ей рот и, оттащив безвольное тело к батарее отопления, примотал концы веревки к трубе. Затем удостоверился, что, даже очнувшись, Джоанна не сможет вырваться, обыскал ее карманы и достал смартфон, обратный билет на самолет с острова Вознесения до Бриз-Нортона, паспорт и подробный план барака, в котором они сейчас находились, а расправив план на полу и осветив его фонариком, чуть не задохнулся от очередного всплеска адреналина: рядом с библиотекой на подземном этаже было начерчено еще одно помещение и написано от руки, что проход в него открывается с помощью кнопки под письменным столом. Еще на полях была нарисована красная стрелка, указывающая на тайную комнату, с комментарием: «Уничтожить в первую очередь».

Кристофер снова подергал самодельные веревки, поискал диктофон и нашел его на полу, расколотый и раздавленный ногой во время схватки с убийцей. Кассета валялась рядом, тоже сломанная, с торчащей наружу смятой и порванной магнитной лентой. Тогда он поспешил на подземный этаж, к Саре, подобрав по дороге кирку. На крик, записанный на пленке, рассчитывать уже не приходилось для спасения своей жизни, поэтому он спускался по ступенькам настороженно, прислушиваясь к каждому шороху и держа фонарик за спиной, чтобы второй убийца не вычислил его по пятну света. Сара до сих пор не давала о себе знать, и это беспокоило.

Добравшись до участка подземного коридора, ведущего к операционной, Кристофер заметил под двустворчатой дверью слабую полоску света. И похолодел, услышав душераздирающий крик Сары – она звала его на помощь.

Первым порывом было броситься к ней, но журналист замер на месте. Что, если это ловушка? Может, убийца заставил ее закричать, а сам притаился за дверью и поджидает вторую жертву? Нет, Сара не стала бы этого делать, даже под пыткой…

Она снова выкрикнула его имя – громкий возглас перешел в рыдания. Кристофер вздрогнул – Сара, такая сдержанная, никогда не показывавшая ни радости, ни страха, вопила от ужаса. Что же она должна сейчас испытывать, если потеряла хладнокровие и выдержку? Сейчас он нужен был ей так же отчаянно, как сам нуждался в ней до этих пор. Нужно было спешить на помощь.

Но Кристофер никак не мог разрешить дилемму: с минуты на минуту выйдет срок, отмеренный Лазарем, и, пока убийца занят Сарой, есть время открыть тайный ход и найти последние ответы, чтобы спасти Симона. Если же он попытается сначала помочь Саре, может и сам погибнуть, а это означает, что мальчик тоже умрет.

Любовь к приемному сыну пересилила все остальные чувства. Сгорая от стыда, раздавленный чувством вины Кристофер оторвал взгляд от двустворчатой двери операционной и ринулся в библиотеку. Просунув кирку в щель застрявшей на повороте стены, потянул за рукоятку, как за рычаг, изо всех сил. Стена сдвинулась всего на полсантиметра. Он дернул еще раз, чуть не вывихнув запястье, и еще – стена не поддавалась. Обессиленный Кристофер заплакал от ярости. Было ясно, что в одиночку он не справится. Оставался единственный выход.

Сначала Сара думала, что спит, вернее, никак не может вырваться из ночного кошмара, но мужской голос сделался громче, обрел реальность, и она открыла глаза.

– Вот и славно, детка… Давай-ка просыпайся, пока можешь, а то скоро заснешь вечным сном.

Сара почувствовала острую боль в правом плече, хотела схватиться за него левой рукой, но обнаружила, что запястья привязаны к стулу. Голос звучал у нее за спиной.

– Сколько времени? – хрипло выдохнула она.

– Сколько… времени? – озадаченно повторил Хоткинс. – Ты первая, кто задал мне такой вопрос перед смертью. Ладно, отвечу. Один час восемь минут ночи.

Срок, установленный Лазарем, истекал в 1:30.

– Где Кристофер?

– Пал смертью храбрых от рук моей очаровательной напарницы.

Сара чуть не задохнулась от горя и отчаяния.

– Вообще-то ты тоже уже должна быть мертва, – продолжал Хоткинс. – Но по удачному стечению обстоятельств тебе пришлось иметь дело со мной, а я предпочитаю, чтобы мои жертвы уходили с миром. К сожалению, сегодня у нас мало времени, так что давай-ка побыстрее. – Убийца обошел Сару, встал перед ней и с торжественным видом произнес: – Веруете ли вы в Бога, мадам Геринген?

Сара не ответила – горе от известия о смерти Кристофера лишило ее последних сил.

– Вы веруете в Бога?! – рявкнул Хоткинс ей в лицо.

Она закрыла глаза, чувствуя, как наплывает тень, которую гнала от себя прочь последние несколько суток, – отнимающее волю болезненное желание все бросить, навсегда заснуть в сугробе и больше не мучиться.

– Через минуту я заберу у вас жизнь, мадам Геринген. Ровно столько времени у вас осталось на исповедь. – Хоткинс включил на своих часах секундомер. – Облегчите душу, прежде чем предстанете перед Господом. Снимите камень с сердца, и Бог вас простит.

– Кристофер! – заорала Сара.

– У вас пятьдесят пять секунд на то, чтобы примириться с собой.

В последней надежде Сара снова выкрикнула имя Кристофера, будто прощаясь с ним, и разрыдалась.

Хоткинс встал перед ней на колени.

– Слишком поздно. Сейчас вы умрете, а у вас на душе тяжесть, я вижу. Уйдите с миром. Вы этого заслуживаете.

Голова Сары поникла. В тишине громко тикали часы убийцы.

– Покайся, дочь моя, и Господь дарует тебе прощение.

Жесткие ладони легли ей на шею.

– Осталось пятнадцать секунд…

Пальцы усилили давление, Сара стала задыхаться и вдруг испытала острую потребность избавиться перед смертью от груза прошлого.

– Простите меня, дети! – выдавила она. – Я прошу прощения у восьмилетнего мальчика, которого застрелила на том пшеничном поле, когда он бежал ко мне спросить, почему я убила его отца… – Сара задрожала всем телом и продолжила слабым, срывающимся голосом: – И у ребенка, которого я так мечтала родить, но не родила. Прости, малыш, что не удержала рядом с собой того, кто должен был стать твоим отцом. Прости, что не подарила тебе жизнь… не получилось… но я так хотела…