— Давайте посмотрим вот на это.

Начальник садится на свой стул по другую сторону стола и начинает поспешно листать документы.

Елена вытягивает шею: ей и самой хотелось бы взять их в руки, но он держит их на своей стороне стола. Сосредоточенно хмурит брови, что-то бормочет себе под нос, переворачивая один лист за другим.

— Может быть, это. — Он протягивает ей документ.

Ее взгляд быстро пробегает по странице. Сначала нет ничего, что касалось бы ее. И тут появляется имя Акселя Сёдерберга. Ее отец побывал в тюрьме у Райнхольдта. Было два посещения, оба раза в один и тот же день: 5 октября 1946 года. За несколько дней до того, как Райнхольдта расстреляли. Во время второго посещения Аксель Сёдерберг был не один. Возле фамилии ее отца она видит еще одну: Роберт Лунквист, помощник адвоката.

Они медленно едут через Сиракузу. Йоахим держит в руках карту и выступает в роли штурмана: сначала ехать к мосту, ведущему к маленькому островку — туристическому центру города. Там могут ездить только авто с особым разрешением, поэтому они паркуются, достают сумки и переходят через мост. Несмотря на то что сумерки уже давно спустились, на улицах бурлит жизнь. Прежде всего это туристы. Эта изнеженная и благополучная категория людей мгновенно вызывает раздражение у Йоахима.

— Может быть, мы сначала найдем жилье? Я бы с удовольствием смыла с себя всю пыль, — заявляет Эллен.

Они курсируют от гостиницы к гостинице, но встречают только отказ. Нет, нет, это совершенно безнадежно. Сейчас сезон в самом разгаре, все отели забиты. В конце концов они все-таки находят гостиницу с единственным свободным номером. Йоахиму и Эллен не приходится раздумывать, спать ли им в одной кровати: они слишком устали, слишком боятся, что не найдут ничего другого и будут вынуждены ночевать на пляже или на скамейке в парке.

В крохотном номере стоит затхлый запах. Старая двойная кровать занимает почти всю комнату. Желто-красные полосатые обои отклеились у потолка, но это только придает их номеру какой-то деревенский шарм, и Эллен вместо жалоб идет распахнуть стеклянную дверь, ведущую на микроскопический балкон, и опирается на черные кованые перила. Йоахим становится за ней. Перед ними открывается невероятно красивое бирюзовое море. Йоахим никогда еще не видел такого насыщенного цвета. Волны размеренно бьются о скалистые берега острова. Лишь узенькая улочка отделяет гостиницу от моря. К нему приходит ощущение покоя. На какое-то мгновение для него существует только море, звуки прибоя и запахи. Как бы ему хотелось, чтобы здесь была Елена!

Эллен идет искать общую душевую в коридоре. Вскоре она возвращается назад и бурно рассказывает о тараканах, которые попрыгали в сливное отверстие, как только она включила душ.

Она поправляет волосы, а он в это время внимательно рассматривает ее. Интересно, может ли ее что-нибудь сбить с курса? Да и куда она держит курс? Чего она хочет, о чем мечтает? Она выпрямляется, закидывает волосы назад, и они сами укладываются на место, да еще и получается удачный пробор сбоку. От этого она выглядит… соблазнительно? На ней черное облегающее платье. Темно-коричневые сандалии без каблуков, почти шлепанцы, украшенные бусинками разных цветов.

— Пойдем куда-нибудь поужинаем? — спрашивает она.

* * *

Каким-то странным образом ужин превращается в повторение чего-то уже знакомого и освоение чего-то совершенно нового. Они все время разговаривают — разговор какой-то беспредметный, обо всем на свете. Но ни словом не упоминается ни их прошлая совместная жизнь, ни Коллисандер, ни убийство, ни Елена. У Йоахима нет желания думать об этом. Расслабленность действует на него умиротворяюще, вино делает свое дело: прогоняет к чертовой матери всякие заботы. Он испытывает удовольствие. Пару раз за время ужина он задавался вопросом, почему Эллен здесь с ним. Что-то было в тот день, когда они беседовали в кафе. Она говорила то одно, то другое…

— Ну, истукан? — обращается к нему Эллен.

Йоахим поднимает взгляд.

— Хоть на сегодня твои переживания закончились, а?

После ужина они ленивой походкой, взявшись за руки, возвращаются в гостиницу. Эллен прижимается к нему и начинает нести чепуху. Зайдя в свой номер, она достает пачку сигарет и медленно закуривает. Особое удовольствие — сигарета на балконе.

— Ты курить будешь? — улыбается она.

Йоахим только качает головой, сидя на краю кровати. Он пребывает в каком-то странном безмятежном состоянии. Должен ли он сидеть здесь и получать удовольствие? Ему кажется, что нет, — и приходит чувство вины.

Эллен выбрасывает окурок и с удовольствием вытягивается на кровати:

— Мне уже пора спать.

Ее хрипловатый голос проходит сквозь его тело, как разряд молнии. Он сидит, не произнося ни слова, и чувствует, как матрас прогибается под ее телом, когда она ложится. И уже вскоре он слышит глубокое дыхание. Вытягивается рядом и внимательно смотрит на нее.

Тот первый раз, когда они оказались вместе. Этот эпизод совершенно отчетливо всплывает в памяти. Конечно же, это был какой-то праздник. Они были такими молодыми, а он был таким глупым. Земли под собой не чувствовал от неожиданного успеха своей первой книги. Она держалась возле него весь тот вечер и, конечно же, изо всех сил старалась обратить на себя его внимание. Но она была не в его вкусе. Тогда он отверг ее с первого взгляда: слишком маленькая, слишком худая, слишком серьезная. Его интересовали обладательницы больших сисек. Но как только Эллен что-то сказала и он услышал ее хрипловатый чувственный голос… Этот голос запал ему в душу, и он сразу же стал смотреть на нее по-другому.

Она привезла его к себе домой, в свою комнату, которая была совершенно не такой, как его каморка на первом этаже в недавно построенном студенческом общежитии, где до сих пор еще пахло свежей краской. Комната Эллен была в роскошном доме, где-то за Королевским театром. Здесь жил Ганс Христиан Андерсен: об этом говорилось на латунной мемориальной табличке, прикрепленной к белой стене фасада здания.

У Эллен была собственная ванная комната с большой ванной, стоявшей на ножках в виде львиных лап. В то время она еще только начинала учиться в Академии изящных искусств и, смущаясь, показывала ему свои коллажи. Он присел на ее застеленную кровать, на толстое покрывало, купленное ею в Дамаске. Уже в те времена каждая ее вещь была связана с какой-то историей. Это покрывало она приобрела у одной семьи на Голанских высотах: последователи суфизма, они посвятили ее в духовную тайну самаистских танцев, через которые можно прийти к пониманию и узреть Всевышнего.

Йоахим вспоминает, как он однажды рассматривал ее вещи и обнаружил старые круглые коробки «Lock & Co.», старейшей в мире лондонской фирмы, продающей шляпы. А в углу у нее стоял затасканный шезлонг из красной кожи и потемневшего бамбука, о котором Эллен упрямо сообщала, что он когда-то принадлежал Саре Бернар. Но об этом они говорили уже позже, а в тот вечер, их первый вечер, Йоахим только сидел и не знал, что ему сказать. Когда же пауза слишком затянулась, она включила какую-то музыку. Ее острые лопатки выпирали из-под тонкой блузки. Потом она резко повернулась к нему и несколькими стремительными движениями сбросила с себя одежду.