— Генерал? — Дверь распахнулась, и возбужденный Дикон ворвался в комнату, но при виде удивленно приподнятой брови Алекса из-за столь бесцеремонного вторжения замер на месте. — Только что вернулся патруль, сэр, — сказал он уже более спокойно. — Взяли пленного, который сознался, что примерно в десяти милях отсюда в каком-то поместье скрывается довольно большая группа роялистов.

Джинни похолодела, но заставила нечеловеческим усилием не дрогнуть ни один мускул на лице и не пошевелилась.

— Где конкретно и сколько их? — спросил Алекс, не сумев скрыть возбуждения от перспективы боя. Дикон замялся.

— Пленный умер, сэр, ничего больше не успели выбить из него. Но патруль докладывает, что это последний оплот мятежников, откуда они совершали свои вылазки в прошедшие недели.

— Что вы думаете, Ньютон? — Алекс посмотрел на коменданта. — Вы знаете местность, вам знаком характер действий мятежников. — Намеренное подчеркивание превосходства коменданта в этом вопросе было всего лишь попыткой умиротворить его.

Ньютон размышлял с важным видом, а Джинни, замерев, напряженно ловила каждое слово.

— Мы думаем, их довольно много, — наконец заявил он. — Из-за них мы потеряли много людей, лошадей, оружия. Этот Кальверт был одним из них, но мы ничего не смогли добиться от него. — Он с гневом смотрел на Алекса, который предпочел проигнорировать новую попытку разбередить старую рану.

— Есть какие-нибудь соображения, где они могут скрываться? — спросил он. — Пока мы здесь, можно их окружить. Это не должно нас сильно задержать.

— Вы собираетесь сами захватить их? — спросил Ньютон. — Но ведь это дело моих солдат.

— Не хочу обидеть вас, Ньютон, — угрожающе тихо произнес Алекс, — но мне кажется, у вас уже было достаточно возможностей разбить это гнездо мятежников. Кроме того, мои люди будут рады снова заняться делом. Пусть узнают, что их ждет впереди.

У Джинни мурашки побежали по телу от столь хладнокровного обсуждения убийства как простого факта. Алекс так спокойно говорил о том, что им предстоит! На марше слишком много всего произошло! У нее не было времени на размышления, которые неизбежно привели бы к осознанию того, что сражение так или иначе перевернет ставший привычным уклад.

— Принеси мне карту района, Дикон, — распорядился Алекс. — Посмотрим, сумеем ли мы разогнать этих мятежников раз и навсегда. — В его голосе сквозило довольное предвкушение действий, и Джинни с отчаянием подумала об Эдмунде. На этот раз Алекс его не пощадит. У нее не было иллюзий — ведь она слишком часто видела, что ожидает мятежников, попавших в плен. Лучшее, на что роялисты могут надеяться, это мгновенная смерть в бою. Джинни ни на секунду не сомневалась, что Алекс найдет их и разобьет. Глупо надеяться, что они сумеют победить этого генерала.

— Вы звали меня, генерал? — спросил Джед.

— А, да… — Алекс поднял голову, слегка растерянный. В последние несколько минут он начисто забыл о Джинни. Сейчас он выпрямился над картой, которую Дикон разворачивал на столе, и взглянул на Джинни через плечо. — Отведи, пожалуйста, госпожу Кортни в гостиницу. Проследи, чтобы ей подали приличный ужин в отдельной комнате, и оставайся при ней, пока она не ляжет спать.

Он отдавал распоряжения так, будто вел речь о своем жеребце. Джинни встала; ее бешенство в этот момент затмило растерянность от только что услышанного известия.

— На несколько слов, если позволите, генерал. — В каждом ее слове так и сквозил вызов, как и в небольшом реверансе, которым она сопроводила свою просьбу. Подойдя к двери, она остановилась, ожидая его.

Мускул на шее Алекса дернулся, он сжимал и разжимал руки так, словно в любой момент они могли зажить своей отдельной жизнью. Джинни, заметив этот конвульсивный жест, поняла, что зашла слишком далеко, но была так зла, что ей было все равно. Он не тронет ее, хотя не преминет наказать в другое время и в другом месте. Алекс вышел из-за стола и подошел к двери, Джед вежливо отошел подальше.

— Я хочу спать одна этой ночью, — заявила Джинни тихим голосом, тщательно выговаривая слова и не отводя взгляда от зеленых глаз Алекса.

— Прошу не беспокоиться, мадам, вас никто не потревожит, — ответил он. — Я не осмелюсь остаться с вами наедине. — Повернувшись на каблуках, он вернулся к столу, и выражение его лица было таким, что все, знавшие его, благоразумно замолчали, изобразив почтительное внимание.

— Ну, чего вы опять натворили? — спросил Джед с привычной фамильярностью, когда они покинули замок. — Не видел генерала таким разгневанным с тех пор, как вы последний раз с ним схлестнулись. — Старый солдат громко фыркнул. — Кажись, это было вчера.

— Это не смешно, Джед, — ответила Джинни и замолчала. Джед пожал плечами и погрузился в молчание, которое находил столь удобным, ничуть не обеспокоенный такой необычной холодностью. Когда они добрались до гостиницы, Джинни сказала, что не хочет ужинать: у нее болит голова, и единственное ее желание — остаться одной. Ей тут же пошли на уступки, хотя Джед и настоял, чтобы она взяла к себе в комнату поднос с едой. Оставшись одна, Джинни заметалась по комнате в нерешительности. Нет, это нельзя было назвать нерешительностью, потому что она знала, что ей предстоит. Просто у нее сердце сжималось от понимания последствий того, что она собиралась предпринять. Она надеялась ускользнуть, последний раз увидеться с Эдмундом, но она бы вернулась и непременно рассказала Алексу о том, что сделала. И хотя ему не понравилось бы, что она нарушила их договоренность не уходить одной за пределы лагеря, он бы понял ее. Как он сам сказал, роялисты бегут; Джинни больше не может причинить вреда делу парламента. Но это было до того, как стало известно о группе активных мятежников, которые, в случае если она предупредит их, смогут бежать и снова бороться. Спасая Эдмунда, борясь за дело короля в последний раз, она предаст возлюбленного, чего не допускала раньше. Она воспользуется близостью с ним, чтобы следить за ним и сорвать его план. Алекс непременно увидит это совсем в ином свете — не как противостояние между кавалером и «круглоголовым». И это действительно так, в этом не может быть сомнения. И как, предав его, сможет она вернуться к нему? Человек таких непоколебимых принципов не сможет простить предательства. Даже если каким-то чудом она и сумеет скрыть от него свой поступок, то сама не сможет смириться с обманом.

Но у нее не было выбора. Какую бы привязанность она ни питала к своему возлюбленному, она не имела права бездействовать, когда ее самому близкому другу, который ей роднее брата, грозила опасность, а она могла спасти его. И если Эдмунд пострадает от рук Алекса, она не сможет простить его. Порочный круг замкнулся.

Если бы только они с Алексом не расстались так враждебно! Глаза наполнились слезами, и она с трудом проглотила ком, стоявший в горле. Не было смысла раскисать из-за незначительной детали, когда впереди гораздо более страшная трагедия — их расставание. У нее еще будет достаточно времени для этого, когда она завершит свое дело. И если бы они не поссорились, ее отсутствие обнаружилось бы, как только Алекс вернулся в гостиницу. А так он не придет в ее комнату, а Дикона пришлют за ней утром, но к этому моменту жребий уже будет брошен.