— Нет, послушать про нечисть, нежить. Полезное что-то, интересное. У нас бар… ну клуб, считай. Придёшь?

— А послали самую мелкую, потому что не жалко. Жунтельмены, блин, — ехидствовал я.

— Я сама!

— Я бы столь интимными моментами личной жизни не хвастался, — покивал я.

— Да ты… — надулась Ленка и, наконец, рассмеялась. — Придешь?

— Да веди. Если ненадолго — можно.

Сходил. Ну… не знаю, что-то там порассказывал. Но вообще — скорее ощутил чуждость, если начистоту. Не зыркали, слушали внимательно, но… В общем — не место мне в таких местах. И с такими людьми. Они не плохие, просто… Я — другой. Неуютно.

С обычным Степанычем или что-то такое — комфортнее общаться. Так что через пару часов потопал я на выход, сделав ручкой.

— Спасибо, что пришёл, — догнала меня гоблинша.

— Да не за что, в общем-то, — пожал плечами я. — Но больше я сюда не приду.

— Я тоже, — с чего-то выдала она. — Я в информационных технологиях теперь.

— Удачи и не гробанись, — кивнул я, делая ручкой и утопывая.

Блин, вот чёрт знает эту гоблиншу. И не сказать, что привязалась, но… Ладно, что нашла выход от едущей крыши — молодец. Ей по крыше наша весёлая поездочка явно хорошо дала. И вообще, не дело молодым девчонкам… Хотя вообще никому не дело, а приходится, заключил я, да и махнул лапой.

Мотался в Меллорн ещё три дня, выгрыз мозг у всех техномагов-прикладников, и сыто отдуваясь, вернулся в Зеленюки.

И… вот странно, но началась у меня бытовуха. Ну как бытовуха — мотался по окрестным селениям, на народ смотрел, себя красивого показывал. С нечистиками помогал, хотя в паре селений пришлось педагогических люлей раздать — охреневшие свинотрахи нетолерантные не уважали Кащеев!

В одном селении приветствовали моё “здрасти” выстрелом из дробовиков, сволочи такие.

А во втором… не хотели платить. Самое смешное, что я цену-то не называл, выслушал о проблемах с “щось цакэ зубастое!”

Ну и просто пошёл разбираться. Завелась у свинтрахов полуденница на поле, некротического типа. Глушила пейзан солнечным ударом, некоторых мало, что не насмерть. А луговой у них оказался пофигистом, “узкой специализации”. Ну впрочем — его право, за самими-то полями за дары приглядывал.

Но полуденница была действительно в край охреневшая, злобная и меня тоже пробовала солнечно ударить. Не получилось, порвалась в клочья.

И вот, значит, возвращаюсь я спокойно, а навстречу пара дюжин пейзан с вилами, магострелами и факелами. Типа “валите нечисть поганую, православные!” Свинотрахи фиговы, блин!

Выпорол нахрен, старосту — до полусмерти, совсем убивать добрый я не стал. Ну и ожидаемо — какая-то полуведьма в деревеньке оказалась, доложила старосте, что я с некротическим духом. Ну тот и решил проблему решить, но не платить.

В общем, выпорол и свалил. Пусть небывальщина решает, что с жадными и глупыми свинотрахами делать.

Познакомился с Петровичем. Антон Петровичем, старостой посёлка городского типа Грязное, ныне Грязи. Старым пердуном, сволочью, некромагом и вообще — хорошим человеком. Матерился, правда он много, но такому душе-человеку простительно, факт.

В общем, подъезжаю я себе спокойно к Грязям, природами любуюсь. И тут на обочине стоит скелет в балахоне. Ну я, как бы, в курсе, кто тут в главных, начал приглядываться… И фигеть.

Скелет не просто в балахоне, а с белой окладистой бородой. И кожей жёлтой обтянутый. И в глазницах, которые оказались шикарными кругами вокруг глаз — выцветшие буркалы. Живые и ехидные.

— Х…ли прип…здюхал? — скрипуче поинтересовался скелет.

— Интересно. А ты вообще — кто? — уточнил я.

— Петрович, я, ять! Интересно ему, мудиле такому! Пи…уй нах..й, не мешайся!

— Вот, — продемонстрировал я дулю. — Ты мне Петрович лучше расскажи…

— А поить, кормить и минет делать не надо? — оскалился белоснежными зубами некромаг.

— Не надо, — отказался скромный я. — Ты лучше расскажи-покажи. Правда, интересно. А я могу с нечистью помочь, если что. Я — …

— Кащей, и так понятно, больше мудаков на байке в округе не водится. А проблем у нас нет. У тех х…ев, что их нам устроить пытаются — проблемы! Но ведь так не съе..шся? — уточнил он.

— Так — нет.

— Ну попизд…хали, — махнул рукой некромаг.

Я фигел — по всем канонам и поконам некромаг долен быть: толстым, сибаритствующим, комичным. И даже ельфом. А тут, блин, скелет ходячий! И ещё матом не ругается, а разговаривает. Поругание всех традиций, хех.

Но вообще — оказался Петрович вполне вменяемым дедом. Я в очередной раз в каплю выпал, когда узнал, что его вид — его. Не некрос там и металюдство. Каким был до конца, таким и остался. А некромагия законсервировала. И в принципе, если фильтровать его мат — вменяемый и даже доброжелательный дядька. Правда, отгрохал в Грязюках натуральный некрополь, в плане как в игрушке.

— Ох…нная игра! — помянул он героев, в ответ на вопрос.

Но его умертвия исправно трудились на тяжёлых работах, нечисть в округе ходила по струнке. Да и помогал он, когда просили. Тем, кто был готов пуститься в плаванье по бурному океану матерных загибов, конечно.

Но злобен, ехиден, троллист. Чудо, а не человек. Если бы ещё матерился меньше… но идеальных людей не бывает, только Кащеи.

В общем, мотался я по округе, прививал людям и нечисти правильные музыкальные предпочтения, ну и потихоньку творил себе “дополненную реальность” на небывальщине. Правда, сделав прицел, радар (последний — хрен знает зачем) бинокль и спидометр, всё “в глазах” — забил. И так отвлекало временами, так что оставил я только прицел, привязанный к рогатке, и бинокль.

А как всякие там герои и прочие типы с экранами перед рожами что-то делали — не понял. Мне пару раз встреч с деревьями хватило, чтоб от мелькотни этой избавится.

И перед Лешим извиняться пришлось, да.

И вот, возвращаюсь я как-то в Зеленюки, с довольно сплиновом настроении. Ну как-то… бытовуха. Не в том дело, что мне кого-то там поубивать и умучить хотелось со страшной силой. Свою злобность я тешил тем, что всяким окружающим мозг клевал, они потерпят, а мне хорошо.

А в том, что вокруг — сказка, а ничего нового, интересного. И в мозги клевать как-то уже не то. Даже мысли появлялись, в Меллорн переселиться, то ли исследователем каким стать. Или тумаками и тросами привести меллорнских к толерантности