Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В одном из фильмов о Революции отрицательный персонаж убеждает несчастную забитую фабричную работницу, что теперь семья и брак отменяются. Все женщины будут обобществлены. Что детей у нее отберут, а к ней самой выстроится шеренга из пылающих вожделением кавалеров: «А какая красивая, вроде вас, так щас же – очередь и хвост». Этот диалог не есть вымысел сценаристов. По сути, этот персонаж излагал модную в послереволюционные годы теорию “стакана воды” или, как ее еще называли – «пчелиного улья». Мол, половая потребность является чем-то вроде жажды или голода и удовлетворять ее нужно так же просто, как выпить стакан воды. Ее теоретиками и практиками были Инесса Арманд, Александра Коллонтай и Лариса Рейснер.
Сохранился Декрет Саратовского Губернского Совета Народных Комиссаров «Об отмене частного владения женщинами», изданный в 1919 году то ли анархистами, то ли большевиками. Преамбула его гласила: «Законный брак… являлся продуктом того социального неравенства, которое должно быть с корнем вырвано в Советской Республике. Все лучшие экземпляры прекрасного пола были собственностью буржуев империалистов и такою собственностью не могло не быть нарушено правильное продолжение человеческого рода».
Далее шли параграфы, из которых следовало, что все женщины с 17 и до 30 лет объявляются «народным достоянием». Исключение делалось лишь для многодетных. «Граждане мужчины» имели право «пользоваться женщиной не чаще четырех раз за неделю и не более 3-х часов» при отчислении 2 % своего заработка в фонд народного поколения.
Из-за этого декрета разразился скандал, в городе начались погромы. С тех пор от злосчастного документа старательно открещиваются обе стороны, называя его провокацией, подстроенный неким Михаилом Уваровым – владельцем Саратовской чайной, убитым во время беспорядков в городе.
Впрочем, сексуальная свобода продолжалась недолго: уже в 1924 году Яков Свердлов и Аарон Залкинд издали брошюру совсем иного содержания. Озаглавлена она была цветисто и традиционно: «Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата». Они несли явные черты строго иудейского воспитания, полученного их авторами, и пытались регламентировать не только сексуальные отношения но и еще более интимную сферу – человеческие чувства.
Приведем их все:
1. Не должно быть слишком раннего развития половой жизни в среде пролетариата.
2. Необходимо половое воздержания до брака, а брак лишь в состоянии полной социальной и биологической зрелости (20–25 лет).
3. Половая связь – лишь как конечное завершение глубокой всесторонней симпатии и привязанности к объекту половой любви.
4. Половой акт должен быть конечным звеном в цепи глубоких и сложных переживаний, связывающих в данный момент любящих.
5. Половой акт не должен часто повторяться.
6. Не надо часто менять половой объект. Поменьше полового разнообразия.
7. Любовь должна быть моногамной, моноандрической (одна жена, один муж).
8. При всяком половом акте всегда надо помнить о возможности зарождения ребенка – вообще помнить о потомстве.
9. Половой подбор должен строиться по линии классовой революционно-пролетарской целесообразности. В любовные отношения не должны вноситься элементы флирта, ухаживания, кокетства и прочие методы специально-полового завоевания.
10. Не должно быть ревности.
11. Не должно быть половых извращений.
12. Класс, в целях революционной целесообразности, имеет право вмешаться в половую жизнь своих сочленов: половое должно во всем подчиняться классовому, ничем последнему не мешая, а во всем его поддерживая.
Иными словами, секса в СССР более не стало.
«Лариса Рейснер… занимала крупное место в 5-й армии, как и во всей революции. Ослепив многих, эта прекрасная молодая женщина пронеслась горячим метеором на фоне революции. С внешностью олимпийской богини она сочетала тонкий иронический ум и мужество воина. После захвата белыми Казани она, под видом крестьянки, отправилась во вражеский стан на разведку. Но слишком необычна была ее внешность. Ее арестовали. Японский офицер-разведчик допрашивал ее. В перерыве она проскользнула через плохо охранявшуюся дверь и скрылась. С того времени она работала в разведке. Позже она плавала на военных кораблях и принимала участие в сражениях. Она посвятила гражданской войне очерки, которые останутся в литературе. С такой же яркостью она писала об уральской промышленности и о восстании рабочих в Руре. Она все хотела видеть и знать, во всем участвовать. В несколько коротких лет она выросла в первоклассную писательницу. Пройдя невредимой через огонь и воду, эта Паллада революции внезапно сгорела от тифа в спокойной обстановке Москвы, не достигнув тридцати лет», – так писал Троцкий об этой женщине, бывшей одно время его любовницей. Впрочем, кроме него, у нее в любовниках бывали Николай Гумилев, революционный матрос Федор Раскольников, журналист Карл Радек…
Родилась Лариса в Польше, в городе Люблин в 1895 году в семье профессора права. По матери она происходила из старинного рода Хитрово и приходилась родственницей М. И. Кутузову. Когда девочке было 10 лет, ее семья переехала в Петербург. Несмотря на сочувствие левым идеям, жили Рейснеры богато и ни в чем детям не отказывали.
Гимназию Лариса окончила с золотой медалью и поступила в Психоневрологический институт, увлеклась поэзией и писала стихи в декадентском духе.
В 1916 году она познакомилась с поэтом Николаем Гумилевым и стала его любовницей. Он звал ее – Лейри, она его в глаза Гафизом, за глаза – «уродом и мерзавцем». После того как поэт расстался с Ахматовой, он предложил Рейснер выйти за него замуж – но получил отказ. Любовники расстались. Через пять лет Гумилев был расстрелян – Лариса находилась в Афганистане и узнала о его аресте, когда уже все было кончено. Впрочем, кто знает – вспомнила бы она о былой любви, об «уроде и мерзавце»? Ведь недостатка в поклонниках Рейснер не испытывала никогда.
«Она была красива тяжелой и эффектной германской красотой», – признавала жена поэта Надежда Мандельштам.
Вадим Леонидович Андреев восхищался: «Когда она проходила по улицам, казалось, что она несет свою красоту, как факел… Не было ни одного мужчины, который прошел бы мимо, не заметив ее, и каждый третий – статистика, точно мной установленная, – врывался в землю столбом и смотрел вслед, пока мы не исчезали в толпе.»
«Стройная, высокая, в скромном сером костюме английского покроя, в светлой блузке с галстуком, повязанным по-мужски, – описывал ее поэт Всеволод Рождественский. – Плотные темноволосые косы тугим венчиком лежали вокруг ее головы. В правильных, словно точеных, чертах ее лица было что-то нерусское и надменно-холодноватое, а в глазах острое и чуть насмешливое». Именно она стала прототипом главной героини его «Оптимистической трагедии».
Однако, при столь блистательной внешности, душевной красотой Лариса похвастать не могла. Моральными правилами она не была отягощена. Надежда Мандельштам рассказывала, что однажды Лариса устроила у себя вечеринку исключительно дабы облегчить чекистам арест тех, кого она пригласила в гости. Некоторое время она жила в Зимнем. Сплетничали, что она принимала любовников в постели последней императрицы и обчистила дворцовый гардероб. В отличие от Льва Давидовича Рейснер не испытывала благоговения перед историей: «Там, где жили цари последние пятьдесят лет, очень тяжело и неприятно оставаться. Какие-то безвкусные акварели, Бог знает кем и как написанные, мебель модного стиля “модерн”… Какие буфеты, письменные столы, гардеробы! Боже мой! Вкус биржевого маклера “из пяти приличных комнат” с мягкой мебелью и альбомом родительских карточек.