— Да не надо, спасибо, — снова говорит он, открывая маленькую черную записную книжечку, которую он вынул из кармана с золотой ручкой Cross. Я звоню Джин.

— Да, Патрик?

— Джин, не могла бы ты принести мистеру… — я останавливаюсь, поднимаю глаза.

Он тоже поднимает глаза:

— Кимбелу.

— …мистеру Кимбелу бутылку San Pelle…

— Да нет, не надо, — сопротивляется он.

— Это не проблема, — говорю я ему.

У меня возникает чувство, что он старается не смотреть на меня странно. Он снова что-то записывает в записную книжку, потом вычеркивает.

Почти мгновенно входит Джин и ставит на стол перед Кимбелом бутылку San Pellegrino и гравированный высокий стакан Steuben. Она награждает меня озабоченным, испуганным взглядом, в ответ я хмурюсь. Кимбел поднимает глаза, улыбается и кивает Джин, которая, как я замечаю, сегодня без лифчика. Простодушно я наблюдаю за ее уходом, потом возвращаюсь взглядом к Кимбелу, хлопаю в ладоши, выпрямляюсь в кресле.

— Итак, о чем мы говорим?

— Об исчезновении Пола Оуэна, — напоминает он мне.

— Ах да, точно. Ну, я ничего не слышал об исчезновении Пола Оуэна или о чем-то таком… — я замолкаю, потом пытаюсь рассмеяться. — По крайней мере в Page Six не писали.

Кимбел вежливо улыбается.

— Я думаю, его семья хочет обойтись без шума.

— Это понятно, — киваю я на нетронутые стакан и бутылку, потом поднимаю глаза на него.

— Хотите лайм?

— Не нужно, правда, — говорит он. — Все нормально.

— Уверены? — спрашиваю я. — Для вас мы всегда достанем лайм.

Он делает короткую паузу, потом произносит:

— Хочу задать несколько предварительных вопросов, которые мне нужны для этого дела. Можно?

— Валяйте, — говорю я.

— Сколько вам лет?

— Двадцать семь, — отвечаю я. — В октябре будет двадцать восемь.

— Где вы учились? — он черкает что-то в книжечке.

— В Гарварде, — говорю я ему. — Потом в Гарвардской бизнес-школе.

— Ваш адрес? — глядя только в книжечку.

— Вест Сайд, Восемьдесяат первая улица, пятьдесят пять, — говорю я. — Дом «Американские Сады».

— Хорошее место, — на него это произвело впечатление, и он поднимает на меня глаза. — Очень хорошее.

— Благодарю, — улыбаюсь я, польщенный.

— Это не там живет Том Круз? — спрашивает он.

— Угу, — я сжимаю горбинку на своем носу. Неожиданно я вынужден крепко зажмурить глаза.

До меня доносится его голос:

— Прошу прощения, с вами все в порядке?

Открыв глаза, в которых стоят слезы, я говорю:

— А почему вы спрашиваете?

— Вы, кажется… нервничаете.

Я лезу в ящик стола и вынимаю оттуда бутылочку аспирина.

— Нуприн? — предлагаю я.

Кимбел странно смотрит на бутылочку, потом вновь на меня, качает головой:

— Нет, м-м-м… спасибо.

Он вытаскивает пачку Marlboro и с отсутствующим видом кладет ее рядом с бутылкой San Pellegrino, попутно изучая что-то в книжечке.

— Дурная привычка, — замечаю я.

Он поднимает глаза, замечает мое неодобрение, застенчиво улыбается.

— Я знаю. Виноват.

Я смотрю на пачку.

— Вы не… или мне лучше не курить? — испытующе спрашивает он.

Я продолжаю смотреть на пачку сигарет, размышляя.

— Да нет… я думаю, нормально.

— Вы уверены? — спрашивает он.

— Нет проблем, — я звоню Джин.

— Да, Патрик?

— Принеси, пожалуйста, пепельницу для мистера Кимбела, — говорю я.

Через несколько секунд она приносит пепельницу.

— Что вы можете рассказать мне о Поле Оуэне? — спрашивает Кимбел после того, как Джин поставила хрустальную пепельницу Fortunoff на стол рядом с нетронутой бутылкой воды и ушла.

— Ну, — кашляю я, глотая два нуприна и не запивая их. — Я его не очень хорошо знал.

— А насколько хорошо вы его знали? — спрашивает он.

— М-м-м… я в растерянности, — говорю я весьма искренне. — Он был частью всей… Йельской истории, понимаете…

— Йельской истории?.. — сконфужено переспрашивает он.

Я медлю, не имея ни малейшего представления, о чем я, собственно, говорю.

— Да… Йельская история…

— А что вы имеете в виду… под Йельской историей? — Теперь он заинтригован. Я снова медлю. Действительно, что я имею в виду?

— Ну, начнем с того, что, он, видимо, был тайным гомосексуалистом. — Честно говоря, об этом я не имею ни малейшего представления, но вообще-то очень сомнительно, учитывая, как он велся на девок. — …И постоянно нюхал кокаин…

Я замолкаю, потом, немного неуверенно, добавляю:

— Я эту Йельскую историю имею в виду.

Я понимаю, что изъясняюсь путано, но по-другому не могу это выразить. Теперь в офисе очень тихо. Внезапно кажется, что комната сжалась и поплыла, и хотя кондиционер включен на полную, воздух, похоже, начал сворачиваться.

— Итак… — Кимбел беспомощно смотрит в свою книжечку. — О Поле Оуэне вы рассказать ничего не можете?

— Ну, — вздыхаю я. — По-моему, он вел упорядоченную жизнь. Мне так кажется. — И вдруг ни с того, ни с сего заявляю:

— Он сбалансированно питался.

Я чувствую, что Кимбел разочарован, он спрашивает:

— Но какой он был человек? Кроме того… — он запинается, пытается улыбнуться, — что вы сейчас рассказали.

Что я могу сказать про Оуэна этому парню? Кичливый, надменный, жизнерадостный хуесос, который вечно пытался не заплатить по счету в «Nell's»? Что у его пениса было имя и звали его Микаэль? Нет. Спокойнее, Бэйтмен. Кажется, я улыбаюсь.

— Надеюсь, вы меня не допрашиваете? — удается мне выдавить.

— Вам так кажется? — спрашивает он. Вопрос звучит зловеще, но это не так.

— Да нет, — осторожно говорю я. — Нет, вообще-то.

Доводя меня до сумасшествия, он записывает еще что-то, потом, не поднимая глаз, покусывает кончик ручки и спрашивает:

— А где Пол бывал?

— Бывал? — переспрашиваю я.

— Да, — говорит он. — Где он бывал?

— Дайте подумать, — отвечаю я, постукивая пальцами по столу. -

«Новый порт», «Harry's», «Флейты», «Индокитай», «Nell's», «Корнел Клаб». Нью-йоркский яхт-клуб. Вот там обычно он и бывал.